Чем кормят бездомных на улице? Адреса и телефоны для оказания помощи бездомным гражданам в холода Отделение по оказанию медицинской помощи

Образование у меня среднетехническое, я окончил ПТУ. Всю жизнь работал строителем, до распада Советского Союза - в одной и той же конторе. Потом все предприятия распались, и я стал искать работу самостоятельно. Ездил в разные города на заработки, всё время где-то пропадал.

Потом стало портиться здоровье. От тяжёлого физического труда суставы просто разваливаются. Работать стало невмоготу. Периодически ещё где-то халтурил, лесом пытался заниматься, но не пошло. Просто сил не было. Да и не берут никуда инвалида моего возраста.

В Москве я жил в квартире с женой и детьми. Но поскольку я всё время уезжал в другие города, контакт с ними потерялся. Мы не ссорились, а просто перестали общаться. Жене на меня, видимо, плевать. Говорят, женщина не может жить без мужа - может, у неё уже другой мужик есть. Мне всё равно. А дети не знают, что я бездомный. Я им периодически звоню и говорю, что уехал в другой город на заработки. Вру то есть.

Решение уйти на улицу пришло само. Решил больше не мешать детям и уйти на улицу. Я посчитал, что не нужен своей семье. А они, наверное, и не заметили моего исчезновения и не догадываются, что я на улице обитаю. Я сразу решил, что домой никогда больше не вернусь. И за три года так ни разу в своей квартире и не ночевал. Друзей тоже не осталось. Кто-то умер, с другими тоже что-то случилось. Ни к кому пойти я не мог. Были бы друзья - помогли бы.

Первым делом на улице я стал думать, где переночевать и добыть еду. Стал просить милостыню, учился подрабатывать. Оказалось, что подзаработать можно почти всегда и везде. Например, подметёшь рядом с палаткой - от продавца копеечку получишь. Или поможешь кому-нибудь по хозяйству. Я хромаю, с моими ногами работать сложно, но что делать?

Ночую я в социальном центре «Люблино». По закону там вроде только три ночи подряд можно находиться, но зимой каждую ночь пускают. Там спишь до утра, а потом куда хочешь, туда и иди. Весь день нужно пробыть на улице. Но мы как-то справляемся. Сейчас вот в настоящем тулупе хожу, мне его отдали. С вещами в принципе проблем нет - много отдают. Сегодня вот тёплые брюки дали - завтра надену. Проблема только в том, что хранить вещи негде. Летом раздеваешься, а старые вещи выбрасываешь.

Зимой всё равно холодно в любой одежде. Спускаемся погреться в метро. Сел на кольцевую - и едешь себе. Никто нас оттуда не гоняет. Но там только до часу ночи можно. В подъезды не заходим - там же люди, а они нас не любят. В подъездах можно задержаться, только если образцово себя вести.

Питаемся мы чем придётся, почти всегда всухомятку. Даже если соцпомощь даёт какое-то питание, то холодное. Горячее получается съесть, только если церковь накормит или сам на него заработаешь. В магазины, кстати, пускают без проблем. Почему бы им нас не пускать?

Проблема в том, что хранить вещи негде. Летом раздеваешься,
а старые вещи выбрасываешь. Зимой
всё равно холодно
в любой одежде

Из-за такого питания желудок болит постоянно. Не знаю, что там у меня - панкреатит, цистит или гастрит. Может, язва. В социальном центре нам дают таблетки, но они не всегда помогают. Нужду справляем в «синих кабинках» или в туалетах на вокзалах. Не бесплатно, конечно, а за деньги. Но если прихватит, можем и на улице присесть. Но, конечно, в каком-нибудь не слишком людном месте. Мы же понимаем всё, да и стесняемся.

Из-за желудка я вообще не пью алкоголь. Но если бы нормально себя чувствовал, обязательно бы выпивал. А как на морозе не пить? Вы попробуйте в минус 10 весь день по улице погулять, вам тоже захочется. Поэтому все бездомные и выпивают. Может, алкоголь согревает и кратковременно, но как ещё согреться? Тем более если кто-то начал пить, то редко останавливается, пока не свалится спать прямо на улице.

С гигиеной особых проблем нет. На Курском вокзале можно помыться, на платформе «Северянин». Там прожарка, пропарка, можно хоть каждый день ходить бесплатно. Я вот часто хожу. Не смотрите, что я небритый - это я для стиля отпустил. Станки для бритья там тоже дают. А постричься можно на Павелецком вокзале. Там обучают парикмахеров, и они тренируются на наших головах.

Обычно я провожу время в компании с двумя-тремя такими же бездомными, как я. В коллективе всегда веселее и проще себе пропитание добывать. Есть ли среди бездомных любовь? Наверно, да. Но лучше у молодых спросить - мы-то уже старые, куда нам? А молодёжь под алкоголем вся друг в друга влюбляется. Но вообще среди бомжей молодёжи не очень много. В основном только приезжие, которые работу да жизнь счастливую ищут. Не находят - и примыкают к нам. Я их не понимаю. Они могут всего добиться, а не хотят. Хотят выпивать и балдеть. Почему они такой дорогой идут?

У меня есть желание вернуться к нормальной жизни, но нет возможности. К семье я вернуться не могу. Есть такие поговорки: «Разбитую чашку не склеишь» и «Назад не пляшут». Мне это уже неинтересно. Поживёшь с моё - сам поймёшь, почему интерес пропадает. Жизнь такая - что у нас, что у вас, молодых.

Женщина

Я бомжую второй раз. Во всём алкоголь виноват. Первый раз я начала пить, когда третьего своего мужа похоронила. Жалела себя, не могла понять, почему мне так не везёт. Постепенно связалась с бродягами и сама ушла на улицу, но довольно быстро вернулась домой. Дом у меня в Орловской области. Но потом умерла мама. И отец меня тогда попрекнул, что я его хлеб ем. Я психанула и сказала ему: «Уйду и сама себе кусок хлеба найду».

Я уехала в Ливны, это тоже в Орловской области. Жила там в квартире, всё нормально, хотя в ней нет ни газа, ни света. Кое-как подключались. Связалась опять с алкашами. А потом мне это надоело. Среди бродяг повстречался мне один Скалозуб - кличка у него такая была, он только вышел после срока за убийство. Он предложил мне поехать в Москву. А я согласилась, потому что, честно говоря, подпила. Приехали в столицу, а тут Скалозуб меня сразу бросил. Но знакомых у меня тут много было. Все - бродяги, но хорошие люди. Они говорят: «Кто тебя обидит - скажи, нас здесь никто пальцем не смеет тронуть».

Какое-то время я в Москве бомжевала и пила, а потом устроилась в центр для реабилитации алкоголиков и наркоманов в Алабино работать на кухне. У меня хорошо получалось, особенно блинчики и оладьи удавались. Начальник всё время со мной советовался, что купить. Но наступили какие-то праздники - и я поехала на выходные в Москву. Встретила здесь друзей-товарищей, деньги в кармане - и понеслось. Позвонила в Алабино, сказала, что уезжаю домой. А какой «домой»? Вот улица - мой дом. Я сама дура. Если бы не бухала, так бы там и жила до сих пор.

Сколько прошло с того момента, как я уехала из Алабино? Не помню. Вообще не помню. Зато пить я уже почти перестала. Конечно, когда холодно, пью. А когда не хочу, не пью. Вот недавно стою на кольцевой «Павелецкой». Вижу двух мужиков прямо трясёт. Я говорю: «Чего, ребята, хотите похмелиться?» - «А чего, у тебя деньги есть?» - «Пока есть». Взяла им бутылку. Они предложили присоединиться. Говорю: «Отстаньте! Пейте, похмеляйтесь». Я их состояние понимала. Сама эту школу прошла. Сколько людей от такой похмелки померло.

Деньги у меня были от собранной милостыни. Женщинам обычно больше подают, чем мужчинам. Вот по нему (показывает на первого собеседника The Village) же не видно, что он хромает. Поэтому все думают, что вот, мужик, мог бы себе работу найти. А к женщинам снисходительнее относятся. Поэтому нам проще деньги зарабатывать.

Но вообще помощи ни от кого никакой нет, одни расспросы. Хорошо, если хотя бы на ночь где-нибудь примут. Но потом всё равно гуляй по городу. Кушанье привозят холодное. Когда нет копеечки, без горячего можно несколько дней просидеть. Пирожок купите, а?

Ночую я где придётся. То здесь договоришься, то там. Сегодня ночевала в аэропорту Домодедово. 17 рублей 50 копеек заплатила в кассу - и меня пропустили в зал ожидания. Совершенно трезвая, спокойная, чистенько одетая, я там до утра проспала. Утром пошла в туалет, умылась и поехала обратно в город. Хотела купить в аэропорту чай, но он там 40 рублей стоит. Это для кого вообще?

Царапину на носу я уже сегодня днём получила. Тоже хожу еле-еле, подвернула ногу и потёрлась о забор. Нет, драки между бездомными редко случаются. Только если по пьяни и между молодыми. Нам-то, старикам, чего делить?

Я бы всё отдала, только бы домой вернуться. Клянусь, землю буду есть - лишь бы уехать из этой Москвы проклятой. Это утопия какая-то. Кто сюда попадёт, тому добра не видать. Сколько раз меня здесь грабили. 10 тысяч один раз украли, представляешь? Хорошо хоть паспорт в Орле оставила.

У меня там верующий брат, сестра, две дочки, сын, трое внуков. Отец, может, ещё жив. Может, сын уже женился. Почти пять лет я уже здесь, там всё могло измениться. Но я ничего о своей семье не знаю. Если бы родственники знали, что я тут, поломанная, они бы меня забрали. Может, они и ищут меня, но не могут найти. Я же то тут, то там. А сама я уехать не могу, денег нет. А тут ещё эта выпивка. Вот что меня гробит. Хоть бы в монастырь куда-нибудь устроиться. Клянусь, я бы бросила пить. Меня бы уже не тянуло на улицу. Я только и хочу, что богу кланяться. Или бы старушку бы приняла какую-нибудь, чтобы ухаживать за ней. Только паспорта и прописки московской нет. Но вообще не могу уже больше. Или я здесь умру, или как-то.

Иллюстрация: Маша Шишова

Рядом с Павелецким вокзалом в проулках днем и ночью ютятся сотни так называемых бомжей — людей, которые живут на улице. С одним из них Николаем Балуевым мы разговорились. Поначалу он ни отвечать на вопросы, ни фотографироваться не хотел. Но, получив 200 рублей «гонорара», оживился, и рассказал о себе такую скорбную историю.

Коле 30 лет. Еще полтора года назад он жил в Ельце и был вполне счастлив. Вкалывал на местном механическом заводе токарем, имел жену и сынишку. И вдруг на заводе грянуло сокращение, и Коля оказался на улице. В Ельце найти работу не смог, поэтому отправился на заработки в Москву. Здесь устроился в строительную фирму «Гранд», неплохо получал, отсылал деньги семье. Но однажды его угораздило попасть в вытрезвитель. Прогул на работе, скандал, и парень опять оказался на улице. Из этого пике он уже не вышел. Начал побираться, пить «бормотень». Жил на улице. Прошлой зимой обморозил ноги. «Скорая» отвезла его в больницу. Там ему ампутировали пальцы ступней. После излечения батюшка местного храма, окормлявший пациентов больницы, отвез Колю в приют для бездомных инвалидов. Там ему купили билет до Ельца и отправили домой.

— Но кому нужен безработный инвалид? — горько вспоминает Коля. — Жена сама концы с концами еле сводит. Неделю помучилась со мной и выгнала. Поехал я назад в инвалидский приют. Но меня там не приняли. Сказали, мол, если бы была московская прописка, тогда без проблем. Опять оказался на улице.

Колин дом сегодня — трамвайная остановка около Павелецкого вокзала. Здесь он ночует. Здесь и днем сидит в ожидании подачки от сердобольных прохожих.

— Раньше было хорошо, — вспоминает Коля. — Скамейка на остановке была деревянной, тепло. Недавно поменяли на металлическую, да еще и с дырочками, видимо, чтобы такие как я не засиживались. Теперь совсем холодно по ночам. Видимо, зиму не переживу. Ну и хорошо. Слышал, что когда замерзают, то испытывают приятные ощущения. Давно не испытывал ничего приятного…

Рядом с Колей под забором живет баба Люба. Из бумажного мусора она соорудила себе пьедестал, на котором ночью спит, а днем просто сидит, читает старые газеты, которые вытаскивает из собранного мусора. Ни за какие деньги она разговаривать не согласилась. Дворничиха Валя рассказала:

— Баба Люба живет здесь с мая. Откуда она и кто, неизвестно. Однажды ее увозила милиция в приют. Но вскоре баба Люба вернулась и снова поселилась на куче бумажного мусора. Тут у нее и спальня, и столовая, и туалет. Таких тут у нас много. Жалко людей. Что с ними делать?

По неофициальным данным, сегодня в России более 4 миллионов бомжей, из них 100 тысяч пытаются выживать в столице. Государственные органы власти такой статистики не ведут, но почему-то считают эти цифры сильно завышенными. Начальник отдела социальной помощи бездомным гражданам Департамента социальной защиты города Москвы Андрей Пентюхов говорит:

— Надо разделять людей без определенного места жительства, кто по тем или иным причинам утратил свое жилье, и обычных бродяг. Бездомные, ранее проживавшие в Москве, могут рассчитывать на поддержку. Мы поможем восстановить документы, временно разместить в гостинице, оказать медицинскую помощь, оформить инвалидность и пенсию, трудоустроить, в том числе с предоставлением жилья. Тем же, кто бродяжничает, но при этом имеет жилье где-нибудь в провинции, мы можем только купить железнодорожный билет до дома.

Для людей, попавших в сложную жизненную ситуацию, в столице сейчас действуют 8 социальных гостиниц. Разместиться там могут около тысячи человек. Да и находятся приюты, в основном, в отдаленных спальных районах — Косино-Ухтомском, Люблино… На одну ночь там оставят любого: накормят и обогреют. Но только после предоставления справки о санитарной обработке и медицинском освидетельствовании. Врачи принимают бомжей в Москве в медпункте на Нижнем Сусальном переулке, дом 4 в поликлинике № 7. Здесь же рядом есть санитарный пропускник (а всего их в Москве 5).

Чтобы остаться в ночлежке подольше, нужна выписка из домовой книги, подтверждающая, что человек когда-то проживал в столице. Приезжих бомжей долго держать не будут.

С едой для бездомных и бродяг в столице немного проще. Чтобы бесплатно поесть, не нужно никаких справок и документов. Получить горячий обед можно на базе тех же санитарных пропускников и в 16-ти столичных храмах. Где-то кормят каждый день, где-то два раза в неделю.

Если добираться куда-то не с руки, переночевать можно в специальном автобусе. В холодное время года каждую ночь машина православной благотворительной организации «Милосердие» собирает бомжей с Садового кольца и площади трех вокзалов. Бродягам в автобусе дают поесть, оказывают медицинскую помощь, выдают чистую одежду и оставляют ночевать в салоне.

— Один врач со «скорой», подышав нашим автобусным духом, наутро свалился с катаром верхних дыхательных путей, — рассказывает руководитель автобусной службы, дьякон Олег Вышинский, — а на этой службе работают люди далеко не изнеженные. В нашем автобусе помещается около 30 человек, и к каждому можно вызывать целую бригаду врачей.

Больше половины бомжей, обращающихся за помощью в «Милосердие», юридически бездомными не являются. У них есть жилье и прописка, однако там они не проживают. Кого-то родственники выгнали из дома, кто-то потерял работу и махнул в Москву. Более половины бомжей в Москве — приезжие из разных регионов России.

— Мы их особенно не трогаем, — говорит сержант милиции Анатолий Лобанов. — Они закон не нарушают, что с них взять? Статья за бродяжничество и попрошайничество давно отменена. Я могу только разбудить спящего где-нибудь на лавочке бомжа, чтобы он ушел и своим видом не смущал людей. А в сильные морозы нам предписывают вызывать для замерзающих бомжей «скорую».

"Бомжам-лимитчикам" московские социальные службы помочь ничем не могут. Только накормить, дать чистую одежду и новую обувь и отправить домой. Адаптировать его к жизни в обществе уже должны местные службы. Но таковых в маленьких российских городах просто нет, как нет и работы, и социального жилья. И бродяги возвращаются обратно, в Москву.

Справка «СП»

В Москве действует всего 8 приютов для бездомных людей. Зато, по данным благотворительного фонда «Ласковый зверь», на территории столицы более десятка приютов для бездомных собак. Власти Москвы обещают к весне будущего года построить в столице 15 новых приютов для бездомных животных. Приюты возникнут во всех округах, кроме Центрального. При этом на северо-востоке будет построено целых три приюта. Самый крупный будет располагаться в юго-восточном округе. Он сможет одновременно принять до 4500 бездомных животных. Все это хорошо, но и о людях надо бы беспокоиться.

Адреса приютов :

Социальная гостиница «Марфино» (Гостиничный проезд, 8а, ближайшее метро «Владыкино», тел. 482−33−59).

Социальная гостиница «Востряково» (ул. Матросова, 4, проезд с Киевского вокзала, тел. 439−16−96).

Центр социальной адаптации «Люблино» (ул. Иловайская, 2, проезд от платформы Текстильщики, тел. 357−10−65).

Социальная гостиница ЮЗАО (Новоясеневский пр-т, 1, стр. 3, ближайшее метро «Теплый стан», тел. 427−95−70)

Дом ночного пребывания СЗАО (3-й Силикатный проезд, 4, стр. 1, ближайшее метро «Полежаевская», тел. 191−75−90).

Дом ночного пребывания «Косино-Ухтомский» (ул. Михельсона, 6, проезд от платформы Выхино, тел. 700−52−35).

Госучреждение для иностранных граждан с детьми «Канатчиково» (Канатчиковский проезд, 7, ближайшее метро «Ленинский проспект», тел. 952−38−40).

Центр социальной адаптации «Филимонки» для инвалидов, престарелых и лиц с несовершеннолетними детьми (Московская обл., Ленинский район, пос. Филимонки, тел. 777−70−00, доб. 5732).

Где пройти санобработку?

Нижний Сусальный пер, 4

Ижорская ул., 21

Ярославское шоссе, 9

Гиляровского, 65, стр.3

Курьяновский б-р, 2/24

Как зима - так начинаются разговоры: кормить или нет бездомных на улице. Но мы лучше расскажем про то, как и из чего готовятся для них обеды, и как им заваривают чай.

…К часу дня я приехала на Дербеневскую улицу: здесь христианский культурный центр «Встреча» дал приют нашей волонтёрской группе помощи бездомным людям движения «Даниловцы ». В смысле – выделил для наших нужд свою кухню, на которой координатор группы Дима Иванин и его волонтёры каждую субботу готовят горячий ужин для наших бездомных подопечных с Павелецкого вокзала.

Сегодня шеф-поваром выступает Юра: это одна из традиций группы, каждый раз кто-то становится шефом. Он продумывает, какие продукты надо купить заранее, и командует процессом. Сегодня в меню куриный суп, овощной салат и горячий чай. Вот волонтёры внесли сумки с продуктами, процесс пошёл: на плите гигантская (на 32 литра) кастрюля с водой, волонтёры чистят лук, морковь и картошку, режут огурцы, помидоры, пекинскую капусту и красный сладкий перец на салат. Идёт общий разговор – у кого как дела, кто на какое кино сходил или что прочёл недавно. Дима включает аудио-лекцию «Встреча, которая может изменить жизнь». Её читает итальянец Алессандро Салаконе, представитель всемирно известной римской Общины святого Эгидия в Москве. Он поразительно хорошо говорит по-русски, мысли его просты и неожиданны, заставляют иначе взглянуть на привычные вещи.

Волонтёров человек 10, они меняются в процессе – кто-то уходит, их сменяют другие. Половина шестого, скоро выходить: в гигантский старинный заварник высыпается пачка чёрного чая, в суп добавляются приправы, соль и зелень. Пахнет душисто, по-домашнему. По пластиковым контейнерам фасуется салат, а в маленькие пакетики раскладываются хлеб, печенье и конфеты. Всё это погружается в сумки. Юра и Ибрагим переливают суп в три больших пластиковых синих ведра с крышками. И вот провизия снесена в предбанник, мы в верхней одежде и готовы выдвигаться. Волонтёр Саша на своём личном авто приехал помочь. Я часто встречаю его в разных наших волонтерских группах – и в детском доме интернате для умственно отсталых детей, и в благотворительных ремонтах, и на Рождественских и Пасхальных ужинах, и из офиса «Даниловцев» что-то отвезти-привезти он помогает.

Точка, где происходит встреча наших волонтёров с бездомными людьми, находится возле выхода из метро «Павелецкая» на Новокузнецкой напротив вокзала. Субботний вечер, в тёплом свете уличных фонарей крутятся снежинки. Тепло, снег мокрый, на дороге ледяная каша. Возле точки стоит один из подопечных – крупный, средних лет, с окладистой бородой. «Это же вы, да? Сейчас нашим скажу, они в переходе ждут». Подходят мужчины, по двое, по трое. Один, чуть подвыпивший, с удовольствием затевает диалог с Ибрагимом.

Ибрагим живёт недалеко отсюда. Однажды шёл домой, увидел нас, но не подошел. Искал потом в интернете, кто помогает бездомным возле Павелецкого. Потом пошёл знакомиться лично. Так в группу и попал, но помогает не только здесь.

Бездомный Виталик жалуется на то, что уже четвертый день ходит с промокшими ногами, негде просушиться. Вспоминаю про «Дом друзей на улице», который открылся совсем недавно. Пишу их адрес и телефон, но снег быстро мочит тетрадный лист, размывает буквы. Виталику кто-то звонит на сотовый. Это не смартфон, кнопки его светятся ярким ультрамарином. Он деловито объясняет что-то невидимому собеседнику, прощается с ним, а потом говорит, что воевал на Донбассе, что приехал на заработки сюда, но что-то не так пошло… И хорошо, что хоть мы приходим. В его глазах стоят крупные слёзы.

Люди подходят и подходят, окружают раскладной пластиковый стол. Координатор Дима Иванин призывает всех к порядку, объясняет правила. Раздаёт номерки сначала женщинам («дамам», как Дима их называет), потом мужчинам. Дам раза в три меньше, чем мужчин. Здесь молодая брюнетка, явно пьющая. Она нервничает, ей хочется скорей-скорей. Есть круглолицая женщина в платке, она будет брать двойную порцию – позже к ней пришла девочка лет девяти. Есть женщины средних лет, есть постарше и совсем старушки. Одеты все аккуратно, многие чисто. Увидев их на улице, вы и подумать бы не смогли, что это бездомные или сильно нуждающиеся… Идя сюда, больше всего я боялась скверного запаха. Но этот специфический запах – немытого тела, нечистот, пота, болезни, запах неблагополучия - почти не ощущается, несмотря на то, что подопечные наши всего в шаге от нас.

Мужчины разные – много средних лет, есть и пара-тройка молодых. Косматые, бородатые. Часть мужчин сильно побита жизнью на улице – черты лица у них грубые, подпухшие от выпивки, грубые руки с полусогнутыми пальцами, с тёмными ногтями, от них идёт запах перегара. Но есть лица и светлые, и ясные глаза. Они вереницей идут мимо нас по ту сторону стола. А с этой стороны - конвейер из волонтёров: первый наливает суп в большой пластиковый стакан, Юля даёт салат, Ибрагим – вилку, я сверху кладу пакетик с хлебом и конфетками. Подопечный берёт в одну руку суп в стакане, а салат с хлебом кладу ему в сумку или пакетик. Редко у кого нет сумки или пакетика. Какие такие важные нужности в тех потёртых пакетиках? Они, как и мы, люди, живут в одном с нами мире. Но насколько же их жизнь иначе устроена! И что бы я положила в пакет, если бы мне пришлось зимой жить на вокзале?

Я провела на улице полтора-два часа. Колготки, носки и башмаки на меху не спасли меня от холода. Полностью вымокли перчатки и шапка, сверху подмок пуховик. Я зашла в тёплое светлое метро и быстро отогрелась. Доехала домой, повесила одежду сушиться, выпила горячего чая, съела вкусненького. Сижу вот за компьютером, пишу. Потом в ванной полежу, потом - в тёплую постель. И мне стыдно, что я, в отличие от наших подопечных с Павелецкого вокзала, счастливо избавлена от неведомых испытаний холодом, голодом, недосыпом, болезнями, унижениями и, Бог знает, чем ещё…

Возможно, утешаю себя я, не все из них бездомны, а просто крайне бедны. Возможно, у кого-то есть и постель, и ванна, и возможность высушить одежду. Но другая часть совершенно точно этого лишена! Лишена того, что многие из нас считают чем-то безусловно разумеющимся. Но так ли много в этом нашем уютном положении личной заслуги? И так ли мало в этом череды добрых случайностей? Виталий сказал мне: «Понимаешь, я бы просто хотел нормально лечь и поспать. Просто поспать, понимаешь?» И в его глазах опять появились крупные слёзы. Я кивнула. Ну а что мне было ему ответить? Что я и примерно не представляю и малейшей части тех испытаний, что выпали на его долю?

Кто-то благодарил нас. Немногие, да, зато тепло и искренне. Кто-то просто кивал, другие же брали молча и уступали место следующим. А некоторые и недовольны остались – а хлеба еще дайте, да не того, белого, а тут без конфеты почему, нет, не надо мне такого… Похоже, отношение к миру никак не зависит от социального статуса.

После еды началась раздача мыла, шампуня, одноразовых бритв, тёплых вещей и носков. С каждым новым подходом к нашему столу дисциплина расшатывалась всё больше, и на раздаче носков и вещей хаос победил установленный Димой порядок. Бездомные люди уже были не только с той стороны стола, но и с этой, пытаясь как-то в обход товарищей переговорить с другими волонтёрами и получить необходимое без очереди.

Волонтёры подмерзли, за нами – груда пустых ведёр и сумок, всё припорошено мокрым снегом, перед нами – пустой пластиковый стол. Подопечные расходятся, по одному и компаниями. Волонтёры тоже собираются. На часах половина девятого, но это ещё не конец долгого дня: надо вернуться, вымыть посуду.

Мы будем помогать бездомным людям всю зиму. На ваши 100 рублей мы сможем купить 3-4 кг картошки и моркови, свежего хлеба. Пожертвуйте нам всего 100 рублей , и мы купим им носки и поможем выстоять еще один день.

Юлия Гусакова, волонтер, координатор просветительского проекта «

Как-то раз, будучи в Москве, я выходила из перехода, что от станции метро к Павелецкому вокзалу. И вдруг услышала громкую музыку. Впереди меня шел человек, похожий на бездомного; в руках у него был допотопный транзистор с длинной антенной, и он сам что-то этой музыке подпевал. И вот, обгоняя этого человека, я увидела...

Как вам сказать... Если без подробностей - лицо изуродовано страшной опухолью. Пол-лица разрушено. Очень страшно, очень.

Хладнокровие судебного репортера мне не помогло, да и не могло помочь, поскольку оно есть моя собственная психзащитная выдумка. У меня был настоящий - не для красного словца - шок. Смотреть в это лицо я не могла. Я смотрела на руку, в которую вкладывала бумажный полтинник - рука была грязная, конечно, но не страшная. Человек выразил удовлетворение полученной милостыней, произнес что-то вроде "Во, нормально!" И я быстренько рванула от него на вокзал.

Конечно, мой полтинник ему не поможет, и вообще, я не в силах помочь ему практически. Но почему-то мне казалось - если бы я нашла в себе силы спокойно, без содрогания, посмотреть в его лицо, заговорить с ним, спросить хотя бы, как его зовут, пообещать за него помолиться - что-то такое разорванное во Вселенной срослось бы...

Я вспомнила один из рассказов о докторе Гаазе: у него была пациентка, крестьянская девочка, тоже с изуродованным опухолью лицом – даже родная мать не могла к этой девочке подойти, а доктор Гааз сидел рядом с нею дни и ночи, рассказывал ей сказки и целовал ее. Так - пока она не умерла.

Чтобы человеку помочь, нужно принять его в той ситуации, в которой он находится, то есть его ситуацию принять - до конца. Пока мы отталкиваем этого человека от себя, защищаемся от него, не принимаем его ситуацию - с чем бы эта наша защита ни была связана, тут не только о физическом уродстве можно вести речь - мы этому человеку не поможем.

Как живет человек, на которого никто или почти никто не может – просто смотреть? Как он оказался в таком положении - вероятно, на улице?.. Может быть, от него отвернулись родные, может быть, его, такого, бросила жена? Ну вот - не выдержала... Не знаю. Предположить, что "он сам во всем виноват" и "хороших не бросают" - это самое для нас легкое в подобном случае.

Я отвернулась... А что, если бы у меня не было возможности отвернуться? Если бы человек с таким лицом оказался, например, моим соседом по купе в поезде? А если бы я была каким-нибудь чиновником, и такой вот инвалид - пусть не бомж! - пришел бы ко мне на прием?.. Учтем еще и запах... Я помню, как однажды к нам в редакцию пришла пожилая и не вполне уже адекватная женщина с раком - мы не знали, что делать...

Ну, если ты не можешь от этого человека отвернуться и убежать, сказала я себе, это означает, что у тебя нет выбора - тебе придется сделать сверхнормальное душевное усилие, перешагнуть через естественную психологическую реакцию.

Что значит - нет выбора? Мы с детства читаем книги про войну. Но вряд ли кто-то из нас, сегодняшних (исключая тех, кто прошел через "горячие точки") представляет себе, что это такое - встать и пойти в атаку под огнем.

Мы периодически читаем или слышим про чью-то отвагу на пожаре - но мы, опять же, за малым из нашего числа исключением, не представляем себе, что это такое: стоять перед горящим домом, в котором кричат дети, и понимать, что у тебя нет выбора - если ты человек, тебе надо идти туда, в дым и пламя. Не "если ты герой", а просто - если ты человек. Выбора нет, потому что не оказаться человеком - невозможно и немыслимо.

Это всё страшно! Это все требует сверхъестественного поведения. Встреча с больным, жестоко изуродованным человеком - тоже, хотя она и несколько иная.
Конечно, моя ситуация - беглое, случайное столкновение в переходе - допускала компромисс, она не была для меня экстремальной; с общечеловеческой точки зрения, она вообще ничего от меня не требовала. Но она и случайной не была, в этом я уверена.

Господь мне показал, что и от меня тоже - как от всякого другого человека - может однажды потребоваться большее; что и я могу оказаться перед необходимостью сделать нечто сверхъестественное, то, о чем так легко читать - и что так невероятно трудно сделать в реальности. Трудно, и вместе с тем, абсолютно необходимо...

На заставке: фрагмент фото on