В 1696 году совершил поход на камчатку. Владимир тимофеевич атласов. «Был расспрашиван с великим пристрастием»

Русские первопроходцы на Камчатке

Сторона ль моя, сторонушка,

Сторона незнакомая!

Что не сам ли я на тебя зашел,

Что не добрый ли да меня конь завез:

Завезла меня, доброго молодца,

Прытость, бодрость молодецкая.

(Старинная казачья песня)

Когда русские люди добрались до Камчатки? Точно этого до сих пор никто не знает. Но абсолютно ясно, что произошло это в середине XVII в. Ранее мы уже рассказывали об экспедиции Попова—Дежнева в 1648 г., когда впервые русские кочи прошли из Ледовитого моря в Восточный океан. Из семи кочей, вышедших из устья Колымы на восток, пять погибли в пути. Шестой коч Дежнева выбросило на побережье значительно южнее устья Анадыря. А вот судьба седьмого коча, на котором находился Федор Попов с женой-якуткой и подобранный с погибшего в проливе между Азией и Америкой коча казак Герасим Анкидинов, точно неизвестна.

Самое раннее свидетельство о судьбе Федора Алексеева Попова и его спутников находим в отписке С. И. Дежнева воеводе Ивану Акинфову, датированной 1655 г.: «А в прошлом 162 году (1654 г. — М.Ц.) ходил я, Семейка, возле моря в поход. И отгромил… у коряков якутскую бабу Федота Алексеева. И та баба сказывала, что-де Федот и служилый человек Герасим (Анкидинов. — М.Ц.) померли цингою, а иные товарищи побиты, и остались невеликие люди, и побежали с одною душою (то есть налегке, без припасов и снаряжения. — М.Ц.), не знаю-де куда » (18, с. 296).

Авачинская сопка на Камчатке

Отсюда следует, что Попов и Анкидинов погибли, вероятнее всего, на берегу, куда они высадились либо куда выбросило коч. Скорее всего, это было где-то значительно южнее устья р. Анадырь, на Олюторском берегу или уже на северовосточном побережье Камчатки, так как захватить в плен жену-якутку коряки могли только в этих районах побережья.

Академик Г.Ф. Миллер, который первым из историков тщательно изучил документы Якутского воеводского архива и нашел там подлинные отписки и челобитные Семена Дежнева, по которым восстановил в возможной мере историю этого знаменательного плавания, в 1737 г. написал «Известия о Северном морском ходе из устья Лены реки ради обретания восточных стран». В этом сочинении о судьбе Федора Алексеева Попова сказано следующее: «Между тем построенные (Дежневым в основанном им Анадырском зимовье. — М.Ц.) кочи были к тому годны, что лежащие около устья Анадыря реки проведать можно было, при котором случае Дешнев в 1654-м году наехал на имеющиеся у моря коряцкие жилища, ис которых все мужики с лутчими своими женами увидя русских людей убежали; а протчих баб и ребят оставили; Дешнев нашол между сими якуцкую бабу, которая прежде того жила у вышеобъявленного Федота Алексеева; и та баба сказала, что Федотово судно разбило близь того места, а сам Федот поживши там несколько времени цынгою умер, а товарыши ево иные от коряков убиты, а иные в лодках неведомо куды убежали. Сюды приличествует носящейся между жительми на Камчатке слух, который от всякого, кто там бывал подтверждается, а именно сказывают, что за много де лет до приезду Володимера Отласова на Камчатку, жил там некто Федотов сын на реке Камчатке на устье речки, которая и ныне по нем Федотовкою называется, и прижил де с камчадалкою детей, которые де потом у Пенжинской губы, куды они с Камчатки реки перешли, от коряков побиты. Оной Федотов сын по всему виду был сын вышепомянутого Федота Алексеева, который по смерти отца своего, как товарыщи его от коряков побиты, убежал в лодке подле берегу и поселился на реке Камчатке; и еще в 1728-м году в бытность господина капитана командора Беринга на Камчатке видны были признаки двух зимовей, в которых оной Федотов сын с своими товарищами жил» (41, с.260).

коряки

Сведения о Федоре Попове привел и известный исследователь Камчатки, также работавший в составе академического отряда экспедиции Беринга, Степан Петрович Крашенинников (1711-1755).

Степан Петрович Крашешинников

Он путешествовал по Камчатке в 1737-1741 гг. и в своем труде «Описание Земли Камчатки» отметил: «Но кто первый из русских людей был на Камчатке, о том я не имею достоверных сведений и лишь знаю, что молва приписывает это торговому человеку Федору Алексееву, по имени которого впадающая в р. Камчатка речка Никуля называется Федотовщиной. Рассказывают, будто бы Алексеев, отправившись на семи кочах по Ледовитому океану из устья р. Ковыми (Колымы. — М.Ц.), во время бури был заброшен со своим кочем на Камчатку, где перезимовав, на другое лето обогнул Курильскую Лопатку (самый южный мыс полуострова — мыс Лопатка. — М.Ц.) и дошел морем до Тигеля (р. Тигиль, устье которой расположено у 58° с. ш. Вероятнее всего, он мог добраться до устья р. Тигиль с восточного побережья полуострова по суше. — М.Ц.), где тамошними коряками был убит зимой (видимо, зимой 1649-1650 гг. — М.Ц.) со всеми товарищами. При этом рассказывают, что к убийству они сами дали повод, когда один из них другого зарезал, ибо коряки, считавшие людей, владеющих огнестрельным оружием, бессмертными, видя, что они умирать могут, не захотели жить со страшными соседями и всех их (видимо, 17 человек. — М.Ц.) перебили» (35, с.740, 749).

корякские воины

По мнению Крашенинникова, именно Ф. А. Попов первым из русских зимовал на земле Камчатки, первым побывал на ее восточном и западном побережье. Крашенинников, ссылаясь на приведенное выше сообщение Дежнева, предполагает, что Ф. А. Попов с товарищами погиб все же не на р. Тигиль, а на побережье между Анадырским и Олюторским заливами, пытаясь пройти к устью р. Анадырь.

Определенным подтверждением пребывания Попова с товарищами или других русских первопроходцев на Камчатке является то, что за четверть века до Крашенинникова об остатках двух зимовий на р. Федотовщине, поставленных русскими казаками или промышленниками, сообщил в 1726 г. первый русский исследователь Северных Курильских островов, бывавший на р. Камчатке с 1703 по 1720 г. есаул Иван Козыревский: «В прошлых годех из Якуцка города на кочах были на Камчатке люди. А которых у них в аманатах сидели, те камчадалы сказывали. А в наши годы с оных стариков ясак брали. Два коча сказывали. И зимовья знать и поныне» (18, с. 295; 33, с.35).

Из приведенных разновременных (XVII-XVIII вв.) и довольно отличных по смыслу показаний можно все же с большой долей вероятности утверждать, что появились русские первопроходцы на Камчатке в середине XVII в. Возможно, это был не Федот Алексеев Попов с товарищами, не его сын, а другие казаки и промышленники. По этому поводу однозначного мнения у современных историков нет. Но то, что первые русские появились на полуострове Камчатка уже не позднее начала 50-х гг. XVII в., считается несомненным фактом.

Вопрос о первых русских на Камчатке детально исследовал историк Б. П. Полевой. В 1961 г. ему удалось обнаружить челобитную казачьего десятника И. М. Рубца, в которой он упомянул о своем походе «вверх реки Камчатки». Позже изучение архивных документов позволило Б. П. Полевому утверждать, «что Рубец и его спутники смогли провести свою зимовку 1662-1663 гг. в верховьях р. Камчатки» (33, с.35). Он относит к Рубцу и его товарищам и сообщение И. Козыревского, которое упомянуто выше.

Камчадалы

В атласе тобольского картографа С. У. Ремезова, работу над которым он закончил в начале 1701 г., на «Чертеже земли Якутцкого города» был изображен и полуостров Камчатка, на северо-западном берегу которого у устья р. Воемля (от корякского названия «Уэмлян» — «ломаная»), то есть у современной р. Лесной было изображено зимовье и рядом дана надпись: «Р. Воемля. Тут Федотовское зимовье бывало». По сообщению Б. П. Полевого, лишь в середине ХХ в. удалось выяснить, что «Федотов сын» — это беглый колымский казак Леонтий Федотов сын, который бежал на р. Блудную (теперь р. Омолон), откуда перешел на р. Пенжину, где в начале 60-х гг. ХVІІ в. вместе с промышленником Сероглазом (Шароглазом) некоторое время держал под своим контролем низовье реки. Позже он ушел на западный берег Камчатки, где и поселился на р. Воемле. Там он контролировал переход через самую узкую часть Северной Камчатки с р. Лесной (р. Воемли) на р. Карагу. Правда, данных о пребывании Леонтия «Федотова сына» на р. Камчатке Б. П. Полевой не приводит. Возможно, у И. Козыревского сведения об обоих «Федотовых сыновьях» и слились вместе. Тем более что по документам в отряде Рубца сбором ясака ведал целовальник Федор Лаптев.

Подтверждаются сведения С. П. Крашенникова о пребывании на Камчатке участника похода Дежнева «Фомы Кочевщика». Оказалось, что в походе Рубца «вверх реки Камчатки» участвовал Фома Семенов Пермяк, по кличке «Медведь» или «Старик». Он приплыл с Дежневым на Анадырь в 1648 г., потом неоднократно ходил по Анадырю, с 1652 г. занимался добычей моржовой кости на открытой Дежневым Анадырской корге. А оттуда осенью 1662 г. он пошел с Рубцом на р. Камчатку.

Нашел подтверждение и рассказ Крашенинникова о распрях среди русских казаков из-за женщин в районе верховьев Камчатки. Позже анадырские казаки упрекали Ивана Рубца в том, что он во время дальнего похода «с двумя бабами… всегда был… в беззаконстве и в потехе и с служилыми и торговыми и с охочьими и с промышленными людьми не в совете о бабах» (33, с.37).

Сведения Миллера, Крашенинникова, Козыревского о пребывании первых русских на Камчатке могли относиться и к другим казакам и промышленникам. Б. П. Полевой писал, что известие о лежбищах моржей на побережье южной части Берингова моря было получено впервые от казаков группы Федора Алексеева Чюкичева — Ивана Иванова Камчатого, ходившей на Камчатку из зимовья в верховьях Гижиги через северный перешеек с р. Лесной на р. Карагу «на другую сторону» (33, с. 38). В 1661 г. вся группа погибла на р. Омолон при возвращении на Колыму. Их убийцы — юкагиры бежали на юг.

воины юкагиры

Отсюда, возможно, исходят рассказы об убийстве русских, возвращавшихся с Камчатки, о которых упоминает Крашенинников.

Полуостров Камчатка получил свое название от р. Камчатки, пересекающей его с юго-запада на северо-восток. А название реки, по авторитетному мнению историка Б. П. Полевого, с которым соглашается большинство ученых, связано с именем енисейского казака Ивана Иванова Камчатого, который упоминулся ранее.

река Камчатка

В 1658 и 1659 гг. Камчатый дважды из зимовья на р. Гижиге проследовал на юг для разведывания новых земель. По Б. П. Полевому, он, вероятно, прошел западным берегом Камчатки до р. Лесной, впадающей в залив Шелихова у 59° 30 с.ш. и по р. Караге достиг Карагинского залива. Там же были собраны сведения о наличии большой реки где-то на юге.

В следущем году из Гижигинского зимовья вышел отряд из 12 человек во главе с казаком Федором Алексеевым Чюкичевым. В составе отряда был и И. И. Камчатый. Отряд перешел на Пенжину и проследовал на юг, на реку, впоследствии названную Камчаткой. Возвратились казаки на Гижигу только в 1661 г.

Любопытно, что по прозвищу Ивана Камчатого получили одинаковое название «Камчатка» две реки: первая — в середине 1650-х гг. в системе р. Индигирки — один из притоков Падерихи (теперь р. Бодяриха), вторая — в самом конце 1650-х гг. — крупнейшая река совсем еще малоизвестного в то время полуострова. А сам этот полуостров стали именовать Камчаткой уже в 90-х г. ХVІІ в. (33, с.38).

корякский шаман

На «Чертеже Сибирская земля», составленном по указу царя Алексея Михайловича в 1667 г. под руководством стольника и тобольского воеводы Петра Ивановича Годунова, была впервые показана р. Камчатка. На чертеже река впадала в море на востоке Сибири между Леной и Амуром и путь к ней от Лены морем был свободен. Правда, на чертеже не было даже намека на Камчатский полуостров.

В Тобольске в 1672 г. был составлен новый, несколько более подробный «Чертеж Сибирские Земли». К нему был приложен «Список с чертежа», который содержал указание на Чукотку, и в нем впервые упоминаются реки Анадырь и Камчатка: «… а против устья Камчатки реки вышол из моря столп каменной, высок без меры, а на нем никто не бывал» (28, с.27), то есть не только указано название реки, но и даны некоторые сведения о рельефе в районе устья.

В 1663-1665 гг. упоминавшийся ранее казак И.М. Рубец служил приказчиком в Анадырском остроге. Историки И. П. Магидович и В. И. Магидович считают, что именно по его данным течение р. Камчатки, в верховьях которой он зимовал в 1662-1663 гг., на общем чертеже Сибири, составленном в 1684 г., указано довольно реалистично.

Сведения о р. Камчатке и внутренних районах Камчатки были известны в Якутске задолго до походов якутского казака Владимира Васильевича Атласова, этого, по словам Александра Сергеевича Пушкина, «камчатского Ермака» , который в 1697-1699 гг. фактически присоединил полуостров к Российскому государству. Об этом свидетельствуют документы Якутской приказной избы за 1685-1686 гг.

В них сообщается, что в эти годы был открыт заговор казаков и служилых людей Якутского острога. Заговорщикам ставилось в вину то, что они хотели «побить до смерти» стольника и воеводу Петра Петровича Зиновьева и градских жителей, «животы их пограбить», а также «пограбить» торговых и промышленных людей на гостином дворе.

Кроме того, заговорщиков обвиняли в том, что они хотели захватить в Якутском остроге пороховую и свинцовую казну и бежать за «Нос», на реки Анадырь и Камчатку. Значит, казаки-заговорщики в Якутске уже знали о Камчатке и собирались бежать на полуостров, по-видимому, морским путем, о чем свидетельствуют планы «бежать за нос», то есть за полуостров Чукотка или восточный мыс Чукотки — мыс Дежнева, а не «за Камень», то есть за хребет — водораздел между реками, впадающими в Северный Ледовитый океан, и реками, текущими в дальневосточные моря (29, с.66).

В начале 90-х гг. XVII в. начались походы казаков из Анадырского острога на юг для проведывания «новых землиц» на Камчатском полуострове.

Анадырский острог

В 1691 г. оттуда отправился на юг отряд из 57 человек во главе с якутским казаком Лукой Семеновым Старицыным, по прозвищу Морозко, и казаком Иваном Васильевым Голыгиным. Отряд прошел по северо-западному, а может быть и по северо-восточному побережьям Камчатки и к весне 1692 г. возвратился в Анадырский острог.

В 1693-1694 гг. Морозко и Голыгин с 20-ю казаками вновь направились на юг и, «не дойдя до Камчатки-реки один день», повернули на север. На р. Опуке (Апуке), которая берет начало на Олюторском хребте и впадает в Олюторский залив, в местах обитания «оленных» коряков они построили первое в этой части полуострова русское зимовье, оставив в нем для охраны взятых у местных коряков аманатов-заложников двух казаков и толмача Никиту Ворыпаева (10, с.186).

С их слов не позднее 1696 г. была составлена «скаска», в которой дано первое, дошедшее до наших дней сообщение о камчадалах (ительменах): «Железо у них не родится, и руды плавить не умеют. А остроги имеют пространны. А жилища… имеют в тех острогах — зимою в земли, а летом… над теми же зимними юртами наверху на столбах, подобно лабазам… А промежду острогами… ходу дни по два и по три и по пяти и шести дней… Иноземцы оленные (коряки. — М.Ц.) называются, у коих олени есть. А у которых оленей нет, и те называются иноземцы сидячи… Оленные же честнейши почитаются» (40, с.73).

В августе 1695 г. из Якутска был послан в Анадырский острог с сотней казаков новый приказчик (начальник острога) пятидесятник Владимир Васильевич Атласов. В следующем году он направил на юг к приморским корякам отряд из 16 человек под командой Луки Морозко, который проник на полуостров Камчатка до р. Тигиль, где встретил первый поселок камчадалов. Именно там Морозко увидел неведомые японские письмена (видимо, попали туда с прибитого штормом к камчатским берегам японского судна), собрал сведения о Камчатском полуострове, протянувшемся далеко на юг, и о гряде островов южнее полуострова, то есть о Курильских островах.

В начале зимы 1697 г. в зимний поход против камчадалов направился на оленях отряд из 120 человек, во главе которого стал сам В. В. Атласов. Отряд состоял наполовину из русских, служилых и промышленных людей, наполовину из ясачных юкагиров и прибыл на Пенжину через 2,5 недели. Там казаки собрали с пеших (то есть оседлых, не имеющих оленей коряков, которых было свыше трехсот душ, ясак красными лисицами. Атласов прошел по восточному берегу Пенжинской губы до 60° с.ш., а затем повернул на восток и через горы добрался до устья р. Олюторы, впадающей в Олюторский залив Берингова моря. Там были объясачены коряки-олюторцы, никогда ранее не видавшие русских. Xотя неподалеку в горах водились белые соболи (так названы потому, что их мех не так темен, как у сибирских), но олюторцы их не промышляли «потому что в соболях, — по словам Атласова, — они ничего не знают».

Затем Атласов послал половину отряда на юг вдоль восточного побережья полуострова. Д. и. н. М. И. Белов заметил, что по неточному сообщению С. П. Крашенинникова этой партией командовал Лука Морозко. Но последний в это время был в Анадырском остроге, где после ухода Атласова в поход оставался за него приказчиком острога. В походе Атласова могли принять участие оставленные на Камчатке Морозкой казаки и толмач Никита Ворыпаев, а не он сам (10, с.186, 187).

Сам Атласов с основным отрядом возвратился к побережью Охотского моря и направился вдоль западного побережья Камчатки. Но в это время часть юкагиров отряда восстала: «На Палане реке великому государю изменили, и за ним Володимером (Атласовым. — М.Ц.) пришли и обошли со всех сторон, и почали из луков стрелять и 3 человек казаков убили, и его Володимера во шти (шести. — М.Ц.) местех ранили, и служилых и промышленных людей переранили». Атласов с казаками, выбрав удобное место сел в «осад». Он послал верного юкагира известить посланный на юг отряд о случившемся. «И те служилые люди к нам пришли и из осады выручили»— сообщал он впоследствии (32, с.41).

Далее он прошел вверх по р. Тигиль до Серединного хребта, перевалил его, выйдя в июне-июле 1697 г. к устью р. Канучи (Чаныч), впадающей в р. Камчатки. Там был водружен крест с надписью: «В 205 году (1697 г. — М.Ц.) июля 18 дня поставил сей крест пятидесятник Володимер Атласов с товарыщи», сохранившийся до прихода в эти места через 40 лет С. П. Крашенинникова (42, с.41).Оставив здесь своих оленей, Атласов со служилыми людьми и с ясачными юкагирами и камчадалами «сели в струги и поплыли по Камчатке реке на низ».

Присоединение к отряду Атласова части камчадалов объяснялось борьбой между различными туземными родами и группами. Объясаченные камчадалы с верховьев р. Камчатки просили Атласова помочь им против их же сородичей с низовьев реки, которые нападали на них и грабили их селения.

Отряд Атласова плыл «три дни», объясачивая местных камчадалов и «громя» непокорившихся. Атласов послал разведчика к устью р. Камчатки и убедился в том, что долина реки была сравнительно густо заселена — на участке длиною около 150 км было до 160 камчадальских острогов, в каждом из которых проживало до 200 человек.

Затем отряд Атласова возвратился вверх по р. Камчатке. Перевалив через Серединный хребет и обнаружив, что коряки угнали оставленных Атласовым оленей, казаки пустились в погоню. Отбить оленей удалось после жестокого боя уже на побережье Охотского моря, во время которого пало около 150 коряков.

Атласов вновь спустился по побережью Охотского моря к югу, шел шесть недель вдоль западного берега Камчатки, собирая ясак со встречавшихся по пути камчадалов. Он достиг р. Ичи и продвинулся еще далее к югу. Ученые полагают, что Атласов доходил до р. Нынгучу, переименованной в р. Голыгину, по имени потерявшегося там казака (устье р. Голыгиной рядом с устьем р. Опалы) или даже несколько южнее. До южной оконечности Камчатки оставалось всего около 100 км.

На Опале жили камчадалы, а на р. Голыгиной русские встретили уже первых «курильских мужиков — шесть острогов, а людей в них многое число». Курилы, жившие на юге Камчатки, это айны — обитатели Курильских островов, смешавшиеся с камчадалами. Так что именно р. Голыгину имел в виду сам Атласов, сообщая, что «против первой Курильской реки на море видел как бы остров есть» (42, с.69).

Несомненно, что с р. Голыгиной, под 52°10 с. ш. Атласов мог видеть самый северный остров Курильской гряды— Алаид (теперь о. Атласова), на котором расположен вулкан того же имени, самый высокий на Курильских островах (2330 м) (43, с.133).

остров Атласова

Вернувшись оттуда на р. Ичу и поставив там зимовье, Атласов отправил на р. Камчатку отряд из 15 служилых людей и 13 юкагиров во главе с казаком Потапом Сердюковым.

зимовье

Сердюков с казаками провели в заложенном Атласовым Верхнекамчатском остроге в верховьях р. Камчатки три года.

Верхнекамчатский острог

Оставшиеся с Атласовым «подали ему за своими руками челобитную, чтоб им с той Игиреки итти в Анадырский острог, потому что у них пороху и свинцу нет, служить не с чем» (42, с.41). 2июля 1699 г. отряд Атласова в составе 15 казаков и 4 юкагиров возвратился на Анадырь, доставив туда ясачную казну: 330 соболей, 191 красную лисицу, 10 лисиц сиводущатых (нечто среднее между красной и чернобурой), парку (одежду) соболью. В числе собранных мехов было и 10 шкур морских бобров (каланов) и 7 лоскутов бобровых, до того не известных русским.

В Анадырский острог Атласов привез камчадальского «князца» и повез его в Москву, но в Кайгородском уезде на р. Каме «иноземец» умер от оспы.

Поздней весной 1700 г. Атласов добрался с собранным ясаком до Якутска. По снятии с него допросов «скасок» Атласов выехал в Москву. По пути в Тобольске со «скасками» Атласова познакомился известный сибирский картограф сын боярский Семен Ульянович Ремезов. Историки считают, что картограф встречался с Атласовым и с его помощью составил один из первых детальных чертежей полуострова Камчатка.

В феврале 1701 г. в Москве Атласов представил в Сибирский приказ свои «скаски», которые содержали первые сведения о рельефе и климате Камчатки, о ее флоре и фауне, о морях, омывающих полуостров, и их ледовом режиме, и, естественно, массу сведений о коренных жителях полуострова.

Интересно, что именно Атласов сообщил и некоторые сведения о Курильских островах и Японии, собранные им у жителей южной части полуострова — курильчан.

Атласов описал местных жителей, с которыми встретился во время похода по полуострову: «А на Пенжине живут коряки пустобородые, лицом русаковаты, ростом средние, говорят своим особым языком, а веры никакой нет, а есть у них их же братья-шеманы: вышеманят о чем им надобно, бьют в бубны и кричат. А одежду и обувь носят оленью, а подошвы нерпичьи. А едят рыбу и всякого зверя и нерпу. А юрты у них оленьи и ровдушные (замшевые, выделываемые из оленьих шкур. — М.Ц.).

коряки

А за теми коряками живут иноземцы люторцы (олюторцы. — М.Ц.), а язык и во всем подобие коряцкое, а юрты у них земляные подобные остяцким юртам. А за теми люторцы живут по рекам камчадалы возрастом (ростом. — М.Ц.) невелики с бородами средними, лицом походят на зырян (коми. — М.Ц.). Одежду носят соболью и лисью и оленью, а пушат то платье собаками. А юрты у них зимние земляные, а летние на столбах, вышиною от земли сажени по три (примерно 5-6 м. — М.Ц.), намощено досками и покрыто еловым корьем, а ходят в те юрты по лестницам. И юрты от юрт поблиску, а в одном месте юрт ста по 2, и по 3, и по 4.

А питаются рыбою и зверем, а едят рыбу сырую, мерзлую, а в зиму рыбу запасают сырую: кладут в ямы и засыпают землею, а та рыба изноет, и тое рыбу, вынимая, кладут в колоды и воду нагревают и ту рыбу с тою водою размешивают и пьют, а от тое рыбы исходит смрадный дух, что русскому человеку по нужде терпеть мочно.

А посуду деревянную и глиненые горшки делают те камчадальцы сами, а иная посуда у них есть левкашенная и олифляная, а сказывают оне, что идет к ним с острова, а под каким государством тот остров того не ведают» (42, с.42, 43). Академик Л. С. Берг полагал, что речь шла, «очевидно, о японской лаковой посуде, которая из Японии попадала сначала к дальним курильцам, потом к ближним, а эти привозили ее в южную Камчатку» (43, с.66, 67).

Атласов сообщил о наличии у камчадал больших байдар длиною до 6 сажен (около 13 м), шириною 1,5 сажени (3,2 м), вмещавших по 20-40 человек.

Отметил он особенности родового строя у них, специфику хозяйственной деятельности: «Державство великого над собою не имеют, только кто у них в котором роду богатее, того больше и почитают. И род на род войною ходят и дерутся». «А в бою временем бывают смелы, а в иное время плохи и торопливы». Оборонялись они в острожках, бросая из них во врагов камни из пращ и руками. Острожками казаки называли камчадальские «юрты», то есть землянки, укрепленные земляным валом и частоколом.

Такие укрепления камчадалы стали сооружать только после появления на полуострове казаков и промышленников.

Атласов рассказал, как казаки беспощадно расправлялись с непокорными «иноземцами»: «И к тем острожкам руские люди приступают из-за щитов и острог зажигают, и станут против ворот, где им (иноземцам. — М.Ц.) бегать, и в тех воротах многих из иноземцев-противников побивают. А те острожки сделаны земляные, и к тем руские люди приступают и разрывают землю копьем, а иноземцам на острог взойти из пищалей не допустят» (43, с.68).

Рассказывая о боевых возможностях местных жителей, Атласов отметил: «… огненного ружья гораздо боятся и называют русских людей огненными людьми… и против огненного ружья стоять не могут, бегут назад. И на бои выходят зимою камчадальцы на лыжах, а коряки оленные на нартах: один правит, а другой из лука стреляет.

А летом на бои выходят пешком, наги, а иные и в одежде» (42, сс. 44, 45). «А ружья у них — луки усовые китовые, стрелы каменные и костяные, а железа у них не родится» (40, с.74).

Об особенностях семейного уклада у камчадалов он сообщает: «а жен имеют всяк по своей мочи — по одной, и по 2, и по 3, и по 4». «А веры никакой нет, только одне шаманы, а у тех шаманов различье с иными иноземцы: носят волосы долги». Переводчиками у Атласова были коряки, жившие у казаков некоторое время и освоившие азы русского языка. «А скота никакова у них (камчадалов. — М.Ц.) нет, только одни собаки, величиною против здешних (то есть одинаковы со здешними в Якутске. — М.Ц.), только мохнаты гораздо, шерсть на них длиною в четверть аршина (18 см. — М.Ц.)». «А соболей промышляют кулемами (особыми ловушками. — М.Ц.) у рек, где рыбы бывает много, а иных соболей на деревье стреляют» (42, с.43).

Атласов оценивал возможность распространения хлебопашества в Камчатской земле и перспективы торгового обмена с камчадалами: «А в Камчадальской и в Курильской земле хлеб пахать мочно, потому что места теплые и земли черные и мягкие, только скота нет и пахать не на чем, а иноземцы ничего сеять не знают» (43, с.76). «А товары к ним надобны: адекуй лазоревый (голубой бисер. — М.Ц.), ножи». А в другом месте «скаски» прибавляет: «… железо, ножи и топоры и пальмы (широкие железные ножи. — М.Ц.), потому что у них железо не родится. А у них против того брать соболи, лисицы, бобры большие (видимо, морские бобры. — М.Ц.), выдры».

Значительное внимание в своем отчете Атласов уделил природе Камчатки, ее вулканам, флоре, фауне, климату. О последнем он сообщил: «А зима в Камчатской земле тепла против московского, а снеги бывают небольшие, а в Курильских иноземцах (то есть на юге полуострова. — М.Ц.) снег бывает меньши. А солнце на Камчатке зимою бывает в день долго против Якуцкого блиско вдвое. А летом в Курилах солнце ходит прямо против человеческой головы и тени против солнца от человека не бывает» (43, с.70, 71). Последнее утверждение Атласова вообще-то неверно, потому что даже на самом юге Камчатки солнце никогда не поднимается выше 62,5° над горизонтом.

Именно Атласов сообщил впервые о двух крупнейших вулканах Камчатки — Ключевской сопке и Толбачике и вообще о камчатских вулканах: «А от устья итти вверх по Камчатке реке неделю есть гора, подобна хлебному скирду, велика и гораздо высока, а другая близ ее ж подобна сенному стогу и высока гораздо, из нее днем идет дым, а ночью искры и зарево. А сказывают камчадалы, буде человек взойдет до половины тое горы, и там слышат великий шум и гром, что человеку терпеть невозможно. А выше половины той горы которые люди всходили, назад не вышли, а что там людям учинилось — не ведают» (42, с.47).

«А из под тех гор вышла река ключевая, в ней вода зелена, а в той воде, как бросят копейку, видеть в глубину сажени на три».

Уделил Атласов внимание и описанию ледового режима у побережья и в реках полуострова: «А на море около люторов (то есть олюторов. — М.Ц.) зимою лед ходит, а все море не мерзнет. А против Камчатки (реки. — М.Ц.) на море лед бывает ли, не ведает. А летом на том море льду ничего не бывает». «А по другую сторону той Камчадальской земли на море зимою льду не бывает, только от Пенжины реки до Кыгылу

(Тягиля. — М.Ц.) на берегах лед бывает небольшой, а от Кыгылу вдаль ничего льду не бывает. А от Кыгыла реки до устья ходу бывает скорым ходом пешком до Камчатки реки, через камень то есть через горы. — М.Ц.), в 3-й и в 4-й день. А Камчаткою на низ плыть в лотке до моря 4 дни. А подле моря медведей и волков много». «А руды серебреные и иные какие есть ли, того не ведает и руд никаких не знает» (43, с.71, 72).

Описывая леса на Камчатке, Атласов отмечал: «А деревья ростут — кедры малые, величиною против мозжевельнику, а орехи на них есть. А березнику, лиственичнику, ельнику на Камчадальской стороне много, а на Пенжинской стороне по рекам березник да осинник». Перечислил он и встречающиеся там ягоды: «А в Камчатской и в Курильской земле ягоды — брусница, черемха, жимолость — величиною меньши изюму и сладка против изюму» (43, с.72, 74).

Поражает его наблюдательность и дотошность при описании неизвестных ранее русским ягод, трав, кустарников, зверей. Например: «А есть трава, иноземцы называют агататка, вышиною ростет в колено, прутиком, и иноземцы тое траву рвут и кожицу счищают, а середину переплетают таловыми лыками и сушат на солнце, и как высохнет, будет бела и тое траву едят, вкусом сладка, а как тое траву изомнет, и станет бела и сладка, что сахар» (43, с.73). Из травы агататка — «сладкой травы» местные жители добывали сахар, а казаки приспособились впоследствии гнать из нее вино.

Особо отметил Атласов наличие у берегов Камчатки важных для промысла морских зверей и красной рыбы: «А в море бывают киты великие, нерпа, каланы, и те каланы выходят на берег по большой воде, а как вода убудет, и каланы остаются на земле и их копьями колют и по носу палками бьют, а бежать те каланы и не могут, потому что ноги у них самые малые, а берега дресвяные, крепкие (из мелких камней с острыми краями. — М.Ц.)» (43, с.76).

каланы

Особо отметил он ход на нерест рыб из породы лососевых: «А рыба в тех реках в Камчатской земле морская, породою особая, походит она на семгу, и летом красна, а величиною больши семги, а иноземцы (камчадалы. — М.Ц.) ее называют овечиною (чавыча, у камчадалов човуича, самая лучшая и самая крупная из камчатских проходных, то есть из входящих из моря в реки для икрометания рыб. — М.Ц.). И иных рыб много — 7 родов розных, а на русские рыбы не походят. И идет той рыбы на море по тем рекам гораздо много и назад та рыбы в море не возвращается, а помирает в тех реках и в заводях. И для той рыбы держится по тем рекам зверь — соболи, лисицы, выдры» (43, с.74).

Отметил Атласов наличие на Камчатке, особенно в южной части полуострова, множества птиц. В его «скасках» говорится и о сезонных перелетах камчатских пернатых: «А в Курильской земле (на юге полуострова Камчатка. — М.Ц.) зимою у моря птиц-уток и чаек много, а по ржавцам (болотам. — М.Ц.) лебедей многож, потому что те ржавцы зимою не мерзнут. А летом те птицы отлетают, а остаетца их малое число, потому что летом от солнца бывает гораздо тепло, и дожди и громы большие и молния бывает почасту. И чает он, что та земля гораздо подалась на полдень (на юг. — М.Ц.)» (43, с. 75). Атласов так точно описал флору и фауну Камчатки, что впоследствии ученые легко установили точные научные наименования всех отмеченных им видов животных и растений.

В завершение приведем меткую и емкую, на наш взгляд, характеристику «камчатского Ермака», которую ему дал академик Л. С. Берг: «Атласов представляет собой личность совершенно исключительную. Человек малообразованный, он вместе с тем обладал недюжинным умом и большой наблюдательностью, и показания его, как увидим далее, заключают массу ценнейших этнографических и вообще географических данных. Ни один из сибирских землепроходцев XVII и начала XVIII в., не исключая и самого Беринга, не дает таких содержательных отчетов. А о моральном облике Атласова можно судить по следующему. Пожалованный после покорения Камчатки (1697-1699) в награду казачьим головой и посланный снова на Камчатку для довершения своего предприятия, он на пути из Москвы в Камчатку решился на крайне предерзостное дело: будучи в августе 1701 г. на реке Верхней Тунгуске, он разграбил следовавшие на судах купеческие товары. За это, несмотря на заслуги, был посажен, после пытки, в тюрьму, где просидел до 1707 года, когда был прощен и снова отправлен приказчиком на Камчатку.В результате бунтов, интриг и «разборок» к осени 1710 года на Камчатке сложилась очень непростая обстановка. Здесь, на мало освоенной территории, в окружении мирных и немирных местных племён и преступных группировок из казаков и «лихих людей», оказалось сразу три приказчика: Владимир Атласов, формально ещё не отрешённый от должности, Пётр Чириков и вновь назначенный Осип Липин . В январе 1711 года казаки подняли бунт, Липина убили, а Чирикова, связав, бросили в прорубь. Затем бунтовщики бросились в Нижнекамчатск, чтобы убить Атласова. Как писал об этом А.С. Пушкин, «…не доехав за полверсты, отправили они трех казаков к нему с письмом, предписав им убить его, когда станет он его читать… Но они застали его спящим и зарезали. Так погиб камчатский Ермак !..»

Трагически завершился земной путь этого незаурядного человека, присоединившего к Российской державе Камчатку, равную по площади Федеративной Республике Германии, Австрии и Бельгии вместе взятых.

Владимир Васильевич Атласов

Владимир Атласов занимает видное место среди русских землепроходцев. В 1696 г. во главе отряда казаков он совершил поход на Камчатку и этим в основном завершил открытие русскими Сибири, впервые сообщив вполне достоверные сведения о природе и населении полуострова.

Как и большинство отважных русских землепроходцев, Атласовы были выходцами из северных районов Европейской России. Не от хорошей жизни семья Владимира Атласова покинула Усолье Камское и переселилась на жительство в Сибирь. Негостеприимно встретил их суровый край. Нужда и тут гнала Атласовых все дальше в глубь Сибири. Молодые годы Атласова прошли в скитаниях по городам и острогам, расположенным по берегам великой Лены. До поступления «на государеву службу» в якутский гарнизон он промышлял соболя в окрестностях.

На новом поприще молодой казак отличался выносливостью, храбростью, находчивостью и смекалкой. Эти качества, да к тому же и недюжинные организаторские способности заметно выделяли Атласова из среды его сподвижников. Не раз посылали его в столицу Русского государства Москву сопровождать драгоценную «государеву соболиную казну». Для этой поездки, в условиях почти полного бездорожья, через горные перевалы и по порожистым притокам Енисея и Оби, отбирались лишь самые крепкие и выносливые казаки.

Участвовал Атласов и в походах к востоку от Якутска, на побережье Охотского моря, служил на реке Мае и вдоль южных границ Якутского воеводства, в Даурии, где собирал ясак с народов, населявших этот обширный край.

Якутский воевода заметил Атласова и, присвоив ему звание пятидесятника, в 1695 г. назначил приказчиком в один из самых отдаленных острогов - в «захребетный край» на реке Анадырь. Воевода дал новому начальнику Анадырского края обычный в таких случаях наказ: «изыскивать новые землицы».

Во главе отряда, состоявшего всего лишь из 13 казаков, в конце лета 1695 г. Атласов выступил в тяжелый и опасный поход на крайний северо-восток, в Анадырск. К месту назначения отряд прибыл только спустя восемь месяцев, 29 апреля 1696 г.

Из рассказов бывалых казаков Атласов узнал, что где-то на юге лежит обширная земля. Тогда он собрал среди местного населения нымыланов (коряков) и юкагиров сведения об этой большой и богатой пушниной стране, первые слухи о которой принес в Якутск еще Дежнев. Для проверки противоречивых сведений, сообщенных побывавшими на Камчатке казаками, посылался отряд казаков под начальством Луки Морозко, который, достигнув Камчатки и побывав в ее северной части, собрал ясак с местного населения и вскоре возвратился в Анадырь. Морозко оставил на Камчатке небольшой отряд казаков и тем самым положил начало постоянным русским поселениям в этом краю.

Окрыленный успехами разведывательного похода Морозко, Атласов собрал отряд в 60 казаков, да еще взял столько же юкагиров, и 14 декабря 1696 г. выступил в поход, имея целью пройти и окончательно присоединить к Русскому государству камчатские земли. В то время отряд в 120 человек для слабо населенного крайнего северо-востока страны был крупной военной силой. Уводя с собой большую часть казаков, Атласов ста вил Анадырский острог под угрозу нападения юкагир и чукчей. И только успех камчатского похода Атласова предотвратил восстание ясачного населения.

Перевалив через Налгимский хребет, отряд вышел на реку Пенжину и вскоре достиг ее устья. Здесь встречались крупные нымыланские селения, а несколько дальше жили олюторы, которые еще никогда не видели русских. Далее отряд Атласова пошел вдоль берега Пенжинского залива по дороге, проложенной уже Морозко. Вначале казаки двигались вдоль западного побережья полуострова, затем часть их перебралась на восточное и вышла на реку Камчатку.

Дойдя до реки Голыгиной, Атласов внимательно осмотрел морской горизонт к югу от Камчатки и заметил, что «за перелевами как будто острова есть». Он видел, по всей вероятности, остров Алаид, один из величественных вулканов в гряде Курильских островов.

С трудом преодолевая многочисленные реки, болота и лесистые горы, отряд Атласова прошел затем на реку Камчатку. Здесь, в долине реки, были селения, жители которых находились на чрезвычайно низком культурном уровне. Атласов о них рассказывал: «А юрты у них зимние - земляные, а летние на столбах, вышиною от земли сажени по три, намощено досками и покрыто еловым корьем, а ходят в те юрты по лестницам». На реке Камчатке Атласов заложил острог, назвав его Верхне-Камчатским. Здесь он оставил 15 служилых людей, которые, прожив в остроге около трех лет и не получая из Анадырска никакой помощи, отправились на север, но по дороге в бою с нымыланами все полегли на поле брани.

Вернувшись в Анадырь, Атласов вскоре отправился в Якутск, куда прибыл летом 1700 г., доложив воеводе о приведении новой земли Камчатки «под высокую государеву руку». Воевода направил Атласова, вместе с привезенными им дорогими камчатскими и чукотскими мехами, в Москву. Здесь, в Сибирском приказе, значение камчатского похода было оценено: Атласова пожаловали званием казачьего сотника и щедро наградили.

В Сибирском приказе записали красочные и достоверные рассказы Атласова о природе и богатствах новых земель. Так как Атласов был очень наблюдательным человеком, эти его «скаски» имеют не только исторический интерес, но и являются яркими, не лишенными художественности географическими описаниями. Вот как, например, он описывает некоторые особенности природы Камчатки: «А от устья идти вверх по Камчатке реке неделю есть гора - подобна хлебному скирду, велика гораздо и высока, а другая близ ее ж - подобна сенному стогу и высока гораздо: из нее днем идет дым, а ночью искры и зарево. А сказывают камчадалы: буде человек взойдет до половины той горы, и там слышит великий шум и гром, что человеку терпеть невозможно: ...А зима в Камчатской земле тепла против московского, а снеги бывают небольшие, а в Курильских иноземцах снег бывает меньше... А солнце на Камчатке бывает в день долго, против Якуцкого блиско вдвое...

А в Камчатской и в Курильской земле ягоды - брусница, черемха, жимолость - величиною меньши изюму и сладка против изюму... Да ягоды ж растут на траве от земли в четверть, а величиною та ягода немного меньше курячья яйца, видом со зрелая зелена, а вкусом что малина, а семена в ней маленькие что в малине... А на деревьях никакова овоща не видал...

А деревья ростут кедры малые, величиною против мозжевельнику, а орехи на них есть. А березнику, лиственничнику, ельнику на Камчатской стороне много, а на Пенжинской стороне по рекам березняк да осинник...

Коряки пустобородые, лицом русоковаты, ростом средние, а веры никакой нет, а есть у них их же братья шеманы - выше манят, о чем им надобно, бьют в бубен и кричат...

А в Камчадальской и Курильской земле хлеб пахать мочно, потому что места теплые и земли черные и мягкие, только скота нет, и пахать не на чем, а иноземцы ничего сеять не знают.

А руды серебряные и иные какие есть ли, того не ведает, и руд никаких не знает...»

Снова Атласов появился на Камчатке только в 1707 г., когда она была уже прочно закреплена за Россией. Его назначили камчатским приказчиком.

Долгое время Атласов считался «первооткрывателем Камчатки». Лишь недавно было установлено, что коч Федота Попова, одного из спутников Дежнева в его плавании вокруг северо-восточной оконечности Азии, был в 1648 г. у восточного берега Камчатки и что Попов зимовал здесь. Кроме того, установлено, что позднее Попова, но до Атласова на Камчатке побывали анадырские казаки, в том числе и упомянутый Лука Морозко.

Это не умаляет заслуг Атласова, который открыл Камчатку в полной мере, закрепив ее за Россией и сообщив о своем открытии в Москву. Кстати, Атласов был первым, сообщившим о существовании и северных Курильских островов.

Заслуги Атласова заключаются не только в присоединении новых камчатских земель к России, но также и в том, что он был первым исследователем природы этого своеобразного и богатого края. По словам Л. С. Берга, «ни один из сибирских землепроходцев XVII и начала XVIII века, не исключая и самого Беринга, не дает таких содержательных отчетов, какими являются «скаски» Владимира Атласова».

Источник---

Отечественные физико-географы и путешественники. [Очерки]. Под ред. Н. Н. Баранского [и др.] М., Учпедгиз, 1959.

Как казаки Камчатку воевали

Биография казацкого атамана Владимира Атласова, завоевавшего в тяжелых боях с ительменами и коряками полуостров Камчатку, способна превзойти по динамике сюжета самую бурную биографию любого из конкистадоров или покорителей Дикого Запада. За каких-нибудь два с половиной года Атласов присоединил к владениям Московской Руси богатейшие земли, превышающие по площади в два с половиной раза территорию современной Франции. Гибель «камчатского Ермака», как назвал казацкого первопроходца поэт Александр Пушкин, была предопределена не его военным поражением, а бездарным администрированием воеводства Якутского острога.

Подвиг атамана Камчатого

В петербургской России весь ХVIII и половину ХIХ века было как-то не принято изучать национальное историческое наследие Сибири и Дальнего Востока. Если этим благородным делом и пытались заниматься, то делали это, как ни странно, либо этнические немцы, либо украинцы (называемые в то время малороссами), либо ссыльные в Сибирь русские дворяне, набравшиеся, наконец, от пребывания в имперских кандалах «русского духа».

Ситуация с изучением исторического наследия Русской Азии начинает существенно меняться в позитивную сторону только во второй половине ХIХ века. Именно в этот период в научный оборот попадает колоссальная по значимости информация из документов Разрядного и Сибирского приказов Московии конца ХVI - первой половины ХVII вв.

Огромную часть работы по раскрытию для научной мысли аутентичных исторических источников поздней Московии сделал историк-архивариус Николай Николаевич Оглоблин, потомок запорожского полковника Степана Оглобли. Получив образование в Киевской духовной академии и археологическом институте, Николай Оглоблин переезжает в Москву и без малого четверть века трудится над составлением описей-обозрений старинных документов Разрядного и Сибирского приказов.

Преимущественно благодаря трудам Николая Оглоблина, издавшего в 1894 году книгу «К биографии Владимира Атласова» - первое исследование нелегкой судьбы камчатского атамана, мы имеем более-менее подробные представления о том, как шло завоевание «землицы камчатской».

О начальной биографии Владимира Атласова известно немного. У разных исследователей называются не только разные даты рождения великого казака, но и разные его отчества - Тимофеевич, Васильевич и Владимирович. За подлинно достоверный факт можно признать, по-видимому, только его донское казацкое происхождение. Атласов родился близ Якутского острога, который был населен во второй половине ХVII века казаками, вышедшими преимущественно с Дона.

Казаки рано взрослели: уже в двадцать с небольшим лет Владимир Атласов стал ходить с казацкими отрядами в ясачные и промысловые рейды на побережье Охотского моря. С 1682 по 1688 гг. будущий первопроходец Камчатки побывал в военных экспедициях несколько раз.

Атаманские качества Владимира Атласова тоже проявились рано. Уже в 1688 году он был назначен приказчиком (практически воеводою) Анадырского острога. Здесь он пробыл шесть лет, а в 1694 году вернулся в Якутск с ясачной казной. Сразу же по прибытии в острог, Атласов стал убеждать местного воеводу Ивана Петровича Гагарина отправить военную экспедицию для завоевания земель, лежащих по побережью Берингова моря южнее Анадыря. Атласов рассказывал, что по собранной им информации в двадцати днях пути от Анадыря начиналась какая-то большая, очень богатая пушниной и рыбой земля, уходящая далеко на юг.

Атласов не был первым, кто рассказал якутским администраторам о богатстве Камчатки. Еще в период с 1658 по 1659 год донской казак Иван Иванович Камчатый нашел сухопутный путь в эту неизведанную страну. Из охотской Гижиги Камчатый прошел западным берегом полуострова до реки Лесной, впадающей в залив Шелихова. По этой реке казаки Камчатого поднялись вверх - вплоть до Срединного хребта, перевалили на его восточный склон и спустились по реке Караге к Карагинскому заливу.

На побережье этого залива атаман Камчатый не нашел залежек моржа (а отыскивалась именно моржовая кость), но зато получил достоверные сведения от местных аборигенов-коряков о наличии на юге какой-то многоводной земли. Вернувшись в Гижигу, Иван Камчатый немедленно стал собирать новую экспедицию на юго-восток.

В 1660-1661 годах, пройдя на юг вдоль склонов Срединного хребта, атаман Камчатый открыл многоводную, изобилующую рыбой реку, уходящую своими верховьями далеко вглубь полуострова. Эту реку казаки, в память об удачливом атаманстве Ивана Камчатого, назвали Камчаткой.

Восстание ламутов-эвенов. Истчоник: Николай Фомин / deviantart.com Восстание ламутов-эвенов. Истчоник: Николай Фомин / deviantart.com

Путь на Камчатку, казалось бы, был уже найден, но поздней зимой 1661 года случилось несчастье. Подавляя вооруженное восстание ламутов-эвенов (по распространенному, но ошибочному мнению - юкагиров), весь отряд Ивана Камчатого попал в засаду и был истреблен ламутами. Раскрытая, было, дверь на Камчатку - вновь захлопнулась.

«И на кабальные расписки брал еси пороховое зелье…»

Воевода Иван Петрович Гагарин был ярким человеком своего времени: сурового нрава, но умный, безмерно властный, но умеющий ценить таких же властных людей более низкого социального ранга, алчный поборник интересов своего кармана, но хорошо сознающий государственный интерес. Подробно расспросив Владимира Атласова о его «камчатских» планах, якутский воевода пообещал казаку самую широкую помощь.

Государственная поддержка, увы, не последовала. Московская администрация неожиданно сменила якутского воеводу. Новый воевода Михаил Арсеньев был человеком совершенно иного склада: скрытный, сверхосторожный, тайно тяготящийся своей новой должностью на азиатском востоке и рассматривающий ее только как ступеньку к дальнейшей карьере.

Предвидя несомненную опасность камчатского похода, воевода Арсеньев постоянно юлил, профессионально тянул время, не запрещая, но и не помогая ничем замыслу Атласова. В принципе, это была традиционная политика взаимоотношений сибирских воевод с казачеством: если казаки побеждали и подносили властям «новыя землицы» и богатый ясак - этому, разумеется, споспешествовал, очередной воевода. Если же казаки погибали в своих военных рейдах и производилась «убыль в служилых людишках» - то воевода был здесь, конечно, ни при чем, поскольку казаки - вольные люди, подчас и воеводу не спрашивают.

В итоге Михаил Арсеньев никаких средств на военную экспедицию Атласова так и не дал.

Казацкий атаман собирал людей и снаряжение для похода на Камчатку на свой страх и риск. Уже при организации этого первого похода стал вырабатываться жесткий стиль Атласова по добыванию денег на организацию своих рейдов.

Вначале атаман пытался словесно заинтересовать якутских толстосумов будущими «великими барышами» с камчатских земель. Потом стал брать деньги на порох, свинец и снаряжение в долг. В своей последующей «отписке» о походе Атласов указывал: «…И нужды многие в той землице претерпели - убыль в порохе и свинце великая бысть, а стрельбу надо. И то на кабальные расписки брал еси пороховое зелье».

При подготовке к походу ярко проявилась широта души Атласова, полное отсутствие в его менталитете скупости и крохоборства. У подьячего Ивана Харитонова он занял под личную расписку 160 рублей (очень крупная сумма по тому времени!), купил на эти деньги порох, свинец и другие необходимые запасы и безвозмездно раздал все это своим казакам. Затем он занял еще пороха и свинца у торгового человека Михаила Остафьева «в кабалу на 120 лисиц красных», и этот боезапас снова раздал своим людям. Правда, на этот раз под обязательство последующей компенсации пушниной. В этот период у Владимира Атласова выработалась, по-видимому, стойкая неприязнь к русскому купчине, появилось желание, да и навык, - по давнему казацкому обычаю, насильно «дуванить» их денежки и припасы на общую казацкую пользу.

Деблокирующий удар казака Морозко

В начале 1697 года атаман Атласов выступил на оленях в сторону перевалов на реку Пенжина. По меркам тогдашних казацких походов на востоке Русской Азии это был крупный отряд: около 125 человек, из которых родовых казаков было примерно половина, а остальные - оленные каюры юкагиры.

Казаки двигались быстро - уже через две с половиной недели, покрыв без малого 700 километров пути, Атласов дошел до Пенжинской губы и здесь «ласково и приветом» взял ясак с местных коряков. Затем отряд двинулся на юг - в «камчатцкой нос».

Через некоторое время, в долине реки Тигиль Атласов разделил свой отряд на две части: чуть меньшая пошла с ним по западному побережью Камчатки, а другая, под командованием десятника Луки Морозко, перевалив через Срединный хребет, двинулась по восточному берегу полуострова.

Коряки из окружающих стойбищ немедленно воспользовались тактической ошибкой атамана. Глухой зимней ночью они атаковали лагерь Атласова, однако казацкий дозор успел заметить передвижение по тундре сотен упряжек и казаки встретили натиск коряков во всеоружии.

Произошел яростный бой - трое казаков погибли, несколько десятков, в том числе и сам Владимир Атласов, получили ранения.

Коряки под залпом казацких мушкетов. Источник: ganjobio.ru

Утром отряд переместился на высокий яр у реки и осажденные стали воздвигать из настового снега стены оборонительного «гуляй-города». Коряки несколько раз поднимались в атаку, пытаясь помешать строительству, но каждый раз откатывались прочь с большими потерями. К вечеру в предполье «гуляй-города» собралось больше двух тысяч «немирных инородцев». Часть юкагиров Атласова, испугавшись многолюдства коряков, переметнулись на их сторону.

Ночью казаки отбили еще один штурм. Воспользовавшись шумом и суетой боя, Атласов отправил своего верного друга-юкагира на верховом олене разыскать отряд Луки Морозко.

В ночной темноте юкагиру удалось благополучно миновать линию корякской блокады. Он безостановочно ехал три дня и, наконец, увидел лагерь Морозко в верховьях реки Ивтыгваям. Еще четыре дня Лука Морозко шел на выручку товарищей, борясь с внутренним предчувствием, что уже не увидит своих побратимов живыми. Предчувствие обмануло - Владимир Атласов продержался.

В полнолуние - при ярком мертвенном свете «казацкого солнца» отряд Морозко с двух сторон - от моря и из русла реки - атаковал осадный лагерь коряков. Не ожидая нападения, коряки не имели под рукой готовых оленьих упряжек - вся тысячная масса корякских воинов бегом понеслась к реке и попала под новый залп казацких мушкетов. Разгром коряков довершила вылазка самого Атласова из «гуляй-городка».

Будучи хорошим дипломатом, Владимир Атласов, в отличие от «конкистадорской» методики атамана Михаила Стадухина, предпочитал строить отношения с камчатскими аборигенами на основе политики «ласки и привета».

Однако за саблю, в тех случаях, когда миролюбивая политика не давала результата, казацкий атаман брался бестрепетно.

В этом походе Атласов штурмовал, захватил и сжег четыре ительменских «городка» - крепостицы. А когда оленные коряки угнали у него ездовых оленей - «для того, чтоб им, казаку Володимеру с товарищи, великому государю служить было не на чем», он немедленно погнался за грабителями. Уже у самого охотского побережья он «примучил» коряков. «Бились мы день и ночь, - писал впоследствии в своем докладе атаман, - и Божиею милостию и государевым счастием их, коряк, человек ста полтора избили и олени свои отбили».

Объединенный казацкий отряд перевалил Срединный хребет и спустился в долину реки Камчатка, обогнул высочайшую горную вершину России (за пределами Большого Кавказа) - вулкан Ключевская Сопка (4 835 м). Долина Камчатки поразила казаков многолюдством и богатством здешних поселений аборигенов.

Владимир Атласов с группой казаков устанавливают крест в устье реки Кануч в знак присоединения его к Российскому государству. Источник: kamlib.ruВладимир Атласов с группой казаков устанавливают крест в устье реки Кануч в знак присоединения его к Российскому государству. Источник: kamlib.ru

В устье реки Кануч (другое название - Крестовка) отряд Атласова установил большой деревянный крест. Этот крест через 40 лет еще сохранился - его видел знаменитый исследователь Камчатки Степан Крашенинников. Казаки гордо написали на кресте: «7205 году , июля 18 дня поставил сей крест пятидесятник Володимер Атласов с товарыщи 65 человек». Только казаки в это время могли быть в своем мироощущении не «холопями государевыми», не «служивыми людишками», но - «товарыщами».

Завершив исследование реки Камчатка, Атласов вновь перевалил через Срединный хребет и двинулся вдоль охотского побережья к югу. На реке Иче он построил укрепленный острожек и зазимовал там. У местных ительменов он забрал пленника - японского матроса Денбея, который в результате кораблекрушения оказался на Камчатке.

«Весной 1698 года, взяв с собой Денбея, - повествует об этих событиях историк Владимир Додонов, - Атласов двинулся на юг и встретил первых жителей Курильских островов и Сахалина - айнов. Точных данных о самой южной точке полуострова, которую достигла его экспедиция нет, однако известно, что Атласову удалось побывать вблизи мыса Лопатка, откуда хорошо виден первый остров Курильской гряды - Шумшу».

Бездушие царских сатрапов

Поздней весной 1699 года, оставив в хорошо укрепленном Верхнекамчатском остроге отряд казаков во главе с Потапом Серюком, Атласов направился в обратный путь. В самом начале июля он прибыл с ясаком, путевыми записями и картами Камчатки в Анадырский острог.

Новый якутский воевода Дорофей Траурнихт, получив сведения о результатах экспедиции Атласова, сразу же понял всю их уникальность и важность. Умный энергичный немец решил незамедлительно отправить казацкого атамана с личным докладом в Сибирский приказ в Москву.

В начале февраля 1701 года Атласов прибыл в Москву и, после обсуждения в Сибирском приказе его «скаски» о Камчатке, 15 февраля получил личную аудиенцию у Петра I.

Молодой Петр с его живым, хотя и взбалмошным умом, очень заинтересовался сведениями о новых камчатских землях, увидел перспективы создания морской базы на Камчатке для последующих плаваний в Америку. Атласов получил чин казацкого головы (фактически полковника) и был назначен начальником новой экспедиции на Камчатку.

Казацкий атаман, увидев, наконец, искренний интерес российского государства к приобретению «камчатской землицы», подал Петру I экспедиционную челобитную. «Надо дать для сего походу, - писал Атласов царю, - 100 казацких детей: 50 из Тобольска, да 50 из Енисейска и Якутска; если не хватит казацких детей, то брать и российских промышленных людей - охотников и в неволю». Кроме того, Атласов просил «100 пищалей, 4 малые пушки, пороху 10 пудов и свинцу на пули столько же, 500 железных ядер, 5 пудов фитиля, знамя полковое, да и на подарки инородцам пуд бисеру лазоревого да 100 ножей».

Карта похода Владимира Атласова на Камчатку в 1696–1699 годах. Источник: kamlib.ru

Как видим, пожелания Атласова по материальному обеспечению экспедиции в далекую, еще непокоренную страну были самыми минимальными.

Ознакомившись с челобитной Атласова, дьяки Сибирского приказа поступили так, как испокон века поступала центральная российская власть: в принципе одобрив идею экспедиции, царские вельможи решили переложить ее фактическое снабжение, как сказали бы сейчас, - на региональные власти. Тобольскому, енисейскому и якутскому воеводам были направлены письма с предписанием оказывать содействие новой экспедиции казацкого головы Атласова. После этого как об Атласове, так и о Камчатке прочно забыли.

Такое распоряжение Сибирского приказа фактически сделало Атласова заложником благорасположения или, наоборот, произвола местных царских сатрапов. В помощи немца Траурнихта Атласов не сомневался, однако, чтобы добраться до Якутска, нужно было благополучно миновать «зону ответственности» тобольского и енисейского воевод.

В Тобольске Атласову повезло - местный воевода Михаил Черкасский был просвещенным, легким на подъем человеком, да и к тому же стольная Москва располагалась от Западной Сибири не слишком далеко. Черкасский быстро выделил Атласову необходимую квоту провизии, снаряжения, позволил быстро набрать в состав экспедиции охочих казаков, дал транспорт.

Быстро, еще в начале короткого северного лета добравшись до Енисейска, Атласов встретил здесь совершенно иной прием. Местный воевода Богдан Глебов был старым (старше 60 лет), изощренным чиновником еще старомосковского замеса. Он мгновенно возненавидел энергичного, решительного, пышущего здоровьем Атласова и с истинно византийским цинизмом стал ставить «палки в колеса» казацкому атаману.

Для начала воевода Глебов фактически бойкотировал набор в экспедицию местных казаков, предлагая взамен какую-то вечно пьяную рвань. Затем экспедиция осталась без снаряжения - в Енисейске для Атласова не нашлось ни одной лишней пищали и ни пуда пороха. Все лето енисейский сатрап «мариновал» под разными предлогами Атласова и только по желтой листве деревьев выделил, наконец, суда-дощаники для дальнейшего следования экспедиции в Якутск.

Этап Енисейск-Якутск был самым сложным этапом движения экспедиции к месту окончательного формирования. Казаки должны были пройти вверх по Енисею до Ангары, затем - опять против течения - пройти всю Ангару до Илимска, оттуда перевалить на реку Лена и по ней спуститься до Якутского острога.

Начав плавание по Енисею, казаки вскоре обнаружили, что дощаники, выделенные воеводой Глебовым, насквозь гнилые. Из одного суденышка приходилось беспрестанно вычерпывать воду. Не хватало провианта, нужно было беречь порох, так как в Енисейске не было получено ничего. Стало очевидным, что Глебов явно рассчитывал, что казаки не успеют до ледостава дойти до Якутска, вынуждены будут зазимовать где-то на глухом берегу, а дальше мороз, голод и цинга властно подведут черту под амбициозными мечтами беспокойного атамана.

Возможно, что все это так бы и произошло, но в устье Ангары атаман Атласов встретил купеческий транспортный конвой, в составе которого плыл крупный, добротный дощаник именитого московского гостя Логина Добрынина. Командовал дощаником купецкий приказчик Белозеров.

Желая сохранить своих людей и обеспечить быстрое продвижение до Якутска, Атласов приказал (или казаки самовольством, возможно, учинили это) ограбить приказчика Белозерова и пересадить его на тот гнилой дощаник, который «щедро» выделил экспедиции воевода Глебов. В этом видится, конечно, явное желание атамана дать заочную пощечину подлому воеводе.

Когда Белозеров, поминутно вычерпывая стылую воду, доплыл-таки до Енисейска, воевода Глебов, вероятно, истово перекрестился. Еще бы! Представилась исключительная возможность быстро сварганить сыскное дело на несостоявшегося камчатского «героя». В Сибирский приказ немедленно полетела кляуза об ограблении, всем воеводам азиатского востока немедленно разослали сыскные установки на «татя Володимера».

Сыскное дело удалось раскрутить быстро: в Москве именитые гости Добрынины зашли куда надо и с чем надо, а в Енисейске неистовствовал в сыскной активности старый плут Глебов. Какая там новая камчатская экспедиция?! Дело нужно раскручивать - уголовное дело! Так бездушная государственная машина поздней Московии с энтузиазмом размолотила в хлам ценную, - и с материальной, и с геополитической точек зрения, - идею.

«Был расспрашиван с великим пристрастием»

Человека, подарившего России территорию в две с половиной Франции, - фактически целую страну, изобиловавшую соболем, рыбой, лесом, ценнейшими минералами арестовали за десяток свитков китайского сукна и утлый, срубленный топором дощаник. В Москве, в Сыскном приказе наследники купца Добрынина добились указания расследовать преступление казацкого атамана «без всякой посяжки и понаровки», то есть через дыбу, кнут, растягивание на колесе.

У заплечных дел мастеров, то есть по-современному - следователей, дело Атласова шло туго. Сыск показал, что от устья Ангары атаман Атласов расплачивался реквизированными у приказчика Белозерова китайскими товарами за поставку провианта для своих казаков, за подводы и лошадей. Цели личного обогащения в «деяниях» Атласова не просматривались. Стало быть, нужно было эти цели все-таки отыскать. И никто почему-то не подумал вздернуть на дыбе воеводу Богдана Глебова - за то, что послал православных единоверцев через дебри севера на гнилом суденышке без провианта, а значит, - на голодную смерть.

Корякские лучники. Фото: rt-assorty.ruКорякские лучники. Фото: rt-assorty.ru

Арестованного исследователя Камчатки вздернули в затхлой пыточной на дыбу. «И Володимер Отласов, - доносил в Москву вмиг сменивший милость на гнев Дорофей Траурнихт, - был расспрашиван с великим пристрастием, и в ремень ставлен [пытка удушением.- Н.Л.], и подыман [на дыбе. - Н.Л.], и на виске был долгое время [сжатие висков специальным пыточным устройством, напоминающим дырокол. - Н.Л).

Пытки, в итоге, ничего не дали. Атласов продолжал стоять на своем, утверждая, что ограбил купца исключительно с целью организации питания и быстрого продвижения экспедиции.

«Камчатский Ермак» пробыл в русской тюрьме более четырех лет. Сколько его здоровья, доселе несокрушимого, было уничтожено узилищем - знает только великий Бог. Атаман постоянно хлопотал о пересмотре своего дела. Вначале на его челобитные никто не обращал внимания, но в 1707 году Атласова неожиданно освободили. Причина была не в милосердии неожиданно прозревшей русской Фемиды, а в том, что дела на Камчатке пошли совсем плохо - бездарно организованная колонизация края вызвала на полуострове ожесточенную межнациональную войну и расцвет уголовщины.

«Застали его спящим и зарезали!»

Колонизация Камчатки, которую успешно начал Атласов, в его отсутствие попросту рухнула. Казак Потап Серюк, оставленный Атласовым в Верхнекамчатском остроге, терпеливо ждал своего атамана три года, но так и не дождался. У него практически закончился порох, а значит, неизбежно приходилось выводить людей в Анадырь.

Военных сил у Серюка было немного: 15 казаков и 13 юкагиров. В районе реки Тымлат этот маленький отряд атаковали более тысячи корякских воинов. Потап Серюк, заняв круговую оборону, успешно отбивался два дня, но кончился порох - и все казаки были убиты. Эта катастрофа стала первым итогом «сыскного дела» против Владимира Атласова.

Вторым печальным результатом стал полный произвол в отношении инородцев, который стали чинить на полуострове ватаги всякого сброда, приходящие по маршруту Владимира Атласова из Охотска, Гижиги и даже Анадыря. В 1705-1706 годах на Камчатке разразилась настоящая повстанческая война, которую начали разграбляемые с разных сторон «инородцы». В октябре 1706 года из 29 человек ясачных сборщиков в Гижигу не вернулся ни один - все были убиты восставшими коряками. Южнее, в бассейне реки Камчатки, ительмены сожгли дотла Верхнекамчатский острог, убив всех его обитателей, включая женщин.

В этих условиях Якутскому воеводству вновь потребовалась на Камчатке жесткая рука умного атамана, хорошо знающего, - где нужно применять «ласку и привет», а где необходима только сабля.

Освобождение Атласова стало верхом цинизма: вдруг оказалось, что ничего предосудительного атаман на Ангаре не совершал. Ему вернули звание казацкого головы, утвердили в должности приказчика Камчатки, компенсировали финансовые потери за годы тяжкого, бессмысленного пребывания в тюремном узилище.

В 1707 году Атласов вновь и в последний раз добрался до когда-то благословенной Камчатки. На полуострове полыхала настоящая война всех против всех - на фоне камчатских бесчинств махровая уголовщина ковбоев на Диком Западе показалась бы детской забавой.

С присущей Атласову жесткостью, атаман стал наводить порядок. Его порученец, казак Иван Таратин с отрядом из 70 человек огнем и мечом прошел восточный берег полуострова. Досталось всем: и инородцам, убившим ясачных сборщиков, и местным казакам, ставшим исчадием зла для инородцев.

Жесткость Атласова не понравилась привыкшей за долгие годы к полной безнаказанности казацкой вольнице. В декабре 1707 года казаки собрали Круг, на котором отрешили Атласова от должности атамана и заключили под стражу. В Якутск, желая оправдаться за свои действия, казаки направили гонца с «отпиской», в которой не пожалели черной краски для описания «злодейств» Атласова.

Владимир Атласов недолго пробыл в новом узилище у бунтовщиков, он сбежал оттуда и явился в Нижнекамчатский острог.

Воеводская власть в Якутске, меж тем, на фоне беспрестанно приходящих с Камчатки тревожных известий, окончательно потеряла голову. В 1709 году на смену Атласова якутский воевода направил нового приказчика - Петра Чирикова, а уже на следующий год, вместо Чирикова, был назначен еще один приказчик - Осип Липин. При этом официально полномочия ни Атласова, ни Чирикова не были прекращены. Так на полуострове одновременно оказалось сразу три приказчика, что, разумеется, только усугубило разразившийся хаос.

Петр Чириков оказался бездарным военачальником. Еще на пути на Камчатку он потерял в боях с коряками 13 казаков и все военные припасы. Прибыв, наконец, на полуостров, он послал на реку Большую 40 казаков для усмирения ительменов. Казаки отправились без всякой разведки, попали в засаду, сразу потеряли убитыми восемь человек. После этого целый месяц отрад просидел в осаде и лишь с огромным трудом, перераненный до последнего человека, едва сумел унести ноги.

Военные неудачи Петра Чирикова крайне негативно сказались на репутации его преемника Осипа Липина. В местной казацкой среде все большую популярность набирала идея покончить совсем с управлением приказчиков, а затем создать своего рода войсковую республику с выборным казацким атаманом.

В январе 1711 года в Верхнекамчатском остроге произошел бунт: казаки убили Липина, а незадачливого Петра Чирикова, связав, бросили в прорубь. Мятежники хорошо понимали, что их победа вряд ли будет прочной, если Владимир Атласов узнает об их бесчинствах. Убить Атласова, имевшего репутацию яростного и умелого бойца, решено было с помощью обмана.

Не доехав за полверсты до Нижнекамчатского острога, бунтовщики отправили к Атласову трех казаков, которые должны были представиться как курьеры от якутского воеводы. В момент, когда атаман стал бы читать письмо, ему должны были нанести предательский удар кинжалом.

Так описывает гибель великого первопроходца в своем исследовании Б.П. Полевой: Атласов, раскрыв письмо, повернулся к свече и в этот момент получил смертельный удар в спину.

Александр Сергеевич Пушкин, собиравший материал для книги о завоевании Камчатки, утверждает в своих записях, что Владимир Атласов был застигнут убийцами спящим и сразу зарезан во сне.

Наконец, сохранилась «отписка» самих мятежников, по-видимому, составленная их заводилами - Данилой Анцыферовым и Семеном Козыревским. «Володимер в дому своем стал со служилыми людьми дратися, - писали якутским властям каявшиеся казаки, - и ухватил со спицы палаш, и с тем палашем на служилых людей метался; и служилые люди, бороняся от себя, его Володимера в дому его, с нашего совета казачья, убили, для того: опасалися от него Володимера к себе убойства».

Это описание всего более похоже на правду. Вряд ли опытного военачальника в условиях внутриказацкой смуты можно было застать в непробудном сонном забытьи. Столь же сомнительна версия о наивности Атласова, будто бы сразу же «купившегося» на трюк с воеводским письмом. Напротив, зная по историческим источникам о волевом, непреклонном характере великого казацкого атамана, легко представить, что именно так мог погибнуть этот человек: с

П о распространении российского владения в севере и по заведении селения по знатнейшим рекам, впадающим в Ледовитое море, от Лены-реки к востоку до Анадырска, час от часу более старания было прилагаемо, чтоб от Анадырска далее проведывать земли и живущих там иноверцев приводить в подданство; чего ради всякому приказчику накрепко было подтверждаемо, чтоб всеми мерами домогаться получить известие, где какой народ живет, сколь многолюден, какое имеет оружие, какое богатство и пр.

Таким образом, не могла Камчатка не быть известна еще в то время, когда несколько коряков Пенжинского и Олюторского морей из Анадырска были объясачены, ибо им как соседям камчатским, а паче оленным корякам, которые часто кочуют внутрь самой Камчатки, тамошний народ довольно был знаем.

Но кто первый из российских людей был на Камчатке, о том не имею достоверного свидетельства; а по словесным известиям приписывается сие некоему торговому человеку Федоту Алексееву, по которого имени впадающая в Камчатку Никул-речка Федотовщиною называется: будто он пошел из устья реки Ковымы Ледовитым морем в семи кочах, будто погодою отнесен от других кочей и занесен на Камчатку, где он и зимовал со своим кочем, а на другое, лето обойдя Курильскую лопатку, дошел Пенжинским морем до реки Тигиля и от тамошних коряков убит зимою со всеми товарищи, к которому убийству аки бы они причину сами подали, когда один из них другого зарезал; ибо коряки, которые по огненному их оружию выше смертных почитали, видя, что и они умирать могут, не пожелали иметь у себя гостей столь страшных. [Сие истинно, что знаки зимовий его на помянутой реке Никуле до наших времен были видимы.]

Известие о морском его пути с Ковымы-реки подтверждается отпискою служивого Семена Дежнева, ибо Дежнев объявляет, что морское их путешествие было неблагополучно, торгового человека Федота Алексеева разнесло с ним погодою без вести, его носило по морю долгое время, а напоследок выбросило на берег в передний конец за Анадырь-реку.

Но известие о бытности его на Камчатке и что Никул-речка Федотовщиною по его имени называется, несколько сомнительно: ибо в той же его отписке показано, что в 7162 году ходил он, Дежнев, возле моря в поход и отбил у коряков якутскую бабу помянутого Алексеева, которая ему сказывала, что Федот с одним служивым цингою умерли, а иные товарищи их побиты, и осталось немного людей, и ушли в лодках в чем были, а куда неведомо.

Что ж касается до построенных на реке-Никуле зимовий, то и от самих камчадалов подтверждается, что оные российскими людьми поставлены, а развалины их до наших времен были видимы.

Но сия разность в известиях, кажется, отвращена быть может, ежели положить, что Федот со товарищи не на Тигиле погиб, но между Анадырем и Олюторским: ибо таким образом не противно будет известиям, когда представим себе, что он и на Камчатке зимовал с кочем своим, и вкруг Лопатки доходил до реки Тигиля, что оттуда обратно следовал к Анадырску или морем, или сухим путем по Олюторскому берегу, и на пути умер, а прочие его товарищи или побиты, или безвестно пропали, хотя от убийства избавиться.

Но как бы то ни было, однако сей поход и невольный был, и не великой важности, ибо не последовало от него никакой пользы, не токмо для государственного интереса, но и для надежнейшего известия о земле Камчатке; ибо, как выше показано, никого из объявленного похода не вернулось; чего ради первым походом на Камчатку можно почесть поход казачьего пятидесятника Владимира Атласова.

Оный Атласов в 7203 году прислан был из Якутска приказчиком в Анадырский острог, и велено ему было, так как прочим приказчикам, ясак сбирать с присудных к Анадырску коряков и юкагирей и стараться о прииске вновь людей и о приведении их под самодержавную государеву руку.

В 7204 году послан от него был к акутским корякам Лука Морозко в 16 человеках, за ясачным сбором, который по возвращении своем объявил, что он не только был у оных коряков, но и до Камчатки не доходил токмо за 4 дня, и в том походе взял он камчатский острожек, а на погроме получил неведомо какие письма, которые объявил Атласову.

По сему известию Атласов, взяв с собою 60 человек служивых да такое ж число юкагирей, а в Анадырском оставив 38 человек служивых, отправился в 7205 году после ясачного сбора на Камчатку, и в том походе склонил он ласкою к ясачному платежу Акланский, Каменный и Усть-Таловский острожки, да один боем взял.

После того, как сказывают, разделил он партию свою надвое, половину послал на Восточное море под командою Луки Морозки, а с другою сам по Пенжинскому морю следовал.

На Паллане изменили ему союзники его юкагири, 3 человек служивых убили да 15 человек и его, Атласова, ранили, однако намерения своего, чтоб всех побить, не исполнили; ибо казаки, справясь, отбили прочь оных злодеев и, невзирая на то что лишились их помощи, предприятия своего не оставили, но продолжали поход свой далее к югу.

На Тигиле-реке соединились паки обе партии, и собрали ясак с иноземцев, живущих по Напане, Кигилю, Иче, Сиупче и Хариузовой реках, а до Каланской реки не дошли они токмо за три дни. Будучи же на Иче, взял он у камчадалов полоненника Узакинского (Японского) государства.

Оттуда возвратился он назад и шел тою же дорогою до реки Ичи, а с Ичи, перейдя на Камчатку-реку, построил Верхний Камчатский острог и оставив в нем служивого Потапа Серюкова, в 15 человеках выехал в Якутск 7208 года июля 2 дня и вывез с собою японского пленника и ясачную камчатскую казну, которая состояла в 80 сороках соболей, в собольей парке, в 10 бобрах морских, в 7 лоскутах бобровых, в 4 выдрах, в 10 лисицах сиводущатых, в 191 лисице красной, да у него было собственных соболей, на товары, как пишет, вымененных, 11 сороков.

А из Якутска он отправлен с тою казною к Москве, где за помянутую свою службу пожалован казачьим головою по городу Якутску, и велено было ему паки на Камчатку следовать, набрав 100 человек в Тобольске, в Енисейске и в Якутске из тамошних казачьих детей в казачью службу, и для того похода указано было снабдить его как в Москве, так и в Тобольске небольшими пушками, пищалями, свинцом и порохом, и притом дать ему из Тобольска полковое знамя, барабанщика и сиповщика.

Но Атласов на Камчатку не был отправлен по 1706 год из-за бывшего над ним следствия: ибо он, едучи из Тобольска судами в 1701 году, разбил на реке Тунгуске дощаник с китайскими товарами гостя Логина Добрынина, в чем на него приказчик того гостя в Якутске бил челом, и по тому челобитию он, Атласов, с главными 10 заводчиками посажен в тюрьму, а на место его в 1702 году отправлен на Камчатку по выбору служивый Михайло Зиновьев, который бывал на Камчатке, как в отписке из Якутска объявлено, еще прежде Атласова, может быть, с Морозкой.

Между тем оставленный на Камчатке служивый Потап Серюков жил в Верхнем Камчатском остроге три года без всякого утеснения от камчадалов; ибо он из-за малочисленности ясак собирать не отважился, но, под видом купца, торговал с ними; наконец и тот в Анадырск поехал, однако коряки, не допустив его до Анадырска, со всеми товарищами убили.

А выезд его, по-видимому, учинился, как сын боярский Тимофей Кобелев на Камчатку приехал, который почитается первым приказчиком оных острогов.

В бытность свою перенес он жилье Верхнего Камчатского острога на реку Кали-кыг, которая от прежнего острожного места в полуверсте, да вновь построил зимовье на реке Еловке; а ясак, как по реке Камчатке, так по Пенжинскому и Бобровому морю, сбирал он повольно и с ясачною казною выехал в Якутск в 1704 году благополучно.

В то ж время партия анадырских служивых людей, под командою служивого Андрея Кутьина, построила шесть зимовий на впадающей в Восточное море Уке-реке и начала сбирать ясак с тамошних коряков.

Кобелева сменил вышеописанный Михайло Зиновьев, который отправлен из Якутска вместо Владимира Атласова, а правил он камчатскими острогами до прибытия казачьего пятидесятника Василия Колесова, с 1703 по 1704 год. Во время бытности своей первый он завел ясачные книги, в которые камчадалов поименно начал вписывать.

Нижние камчатские зимовья, за неспособностью места, перенес на ключи и на Большой реке острог построил. Он же перевел из укинских зимовий на Камчатку анадырских служивых людей по просьбе их; таким образом, приведя камчатские дела в некоторый порядок, счастливо в Якутск возвратился с ясачною казною.

В 1704 году под осень приехал из Якутска на место Михайла Зиновьева казачий пятидесятник Василий Колесов, который сидел на приказе по апрель месяц 1706 году, для того что отправленные на смену ему якутский сын боярский Василий Протопопов в 1704 да служивый Василий Шелковников в 1705 году убиты на дороге от олюторов, а с ними по десяти человек служивых.

Во время его правления был первый поход в Курильскую землицу, и человек с 20 курильцев объясачено, а прочие курильцы, которых было немалое число, врознь разбежались.

И сей приказчик с ясачною казною в Якутск приехал благополучно, хотя на него августа в последних числах помянутого года около Пенжины-реки и было умышление от немирных сидячих коряков Косухина острожка, который состоит на устье Таловки; ибо он, будучи о том уведомлен заблаговременно от сидячих же коряков Акланского острожка, который от Косухина верстах в 15, следовал с надлежащею осторожностью.

В Акланском жил он 15 недель, ожидая пути зимнего, в которое время коряки Косухина острожка и некоторые другие покушались паки убить его со служивыми, токмо не допущены от акланских жителей.

Колесов в помянутом остроге застал семь человек служивых, оставшихся после Шелковникова с подарочною и пороховою казною, посланною в камчатские остроги, которых он, ведая на Камчатке скудость в свинце и порохе, отправил с двадцатью одним человеком своей команды, а команду поручил над ними выборному служивому Семену Ломаеву, которому и ясак приказал сбирать во всех трех камчатских острогах.

По отъезде Василия Колесова с Камчатки не бывало у ясачных иноземцев знатной измены, а после того, в бытность заказчиками в Верхнем остроге Федора Анкудинова, в Нижнем – Федора Ярыгина, а в Большерецке – Дмитрия Ярыгина, взбунтовали большерецкие камчадалы, Большерецкий российский острог сожгли и бывших в нем служивых без остатка побили. В то ж время и на Бобровом море убит ясачный сборщик в 5 человеках.

Причина бунта их была, может быть, та, что им ясачный сбор, который уже был и с принуждением, показался тягостен, тем наипаче что у них тогда прежняя вольность из памяти еще не вышла, которую они надеялись возвратить убийством российских людей; ибо, по объявлению тамошних старожилов, камчадалы думали, что российские казаки какие-нибудь беглецы, для того что всегда почти одни к ним приходили, а вновь не прибывало; чего ради не сомневались они всех их перевести без остатка, а в непропуске вновь из Анадырска надеялись на коряков и олюторов, будучи известны, что они двух приказчиков – Протопопова и Шелковникова с командами – на дороге побили.

Однако они в том весьма обманулись: ибо вместо приобретения прежней вольности многие потеряли живот свой, отчего и число их умалилось против прежнего, как ниже сего пространнее будет объявлено.

Казаки за малолюдством своим принуждены тогда были жить с крайнею осторожностью, оставив до времени изменников в покое. Между тем в помянутом же 1706 году Атласов освобожден из-под караула и отправлен из Якутска на Камчатку приказчиком с теми же преимуществами, которые даны ему были в 1701 году, чтоб иметь ему полную власть над служивыми и винных, смотря по делу, батогами и кнутом наказывать; а велено ему прежнюю свою вину, что учинил разбой, заслужить и в приискивании вновь земель и неясачных людей оказать крайнюю ревность, обид и налогов никому не чинить и против иноземцев не употреблять строгости, когда можно будет обойтись ласкою, в противном случае и смертная казнь ему предписана.

Но Атласов, отправившись из Якутска с немалым числом служивых людей и с военными припасами, между которыми были и две небольшие медные пушки, вскоре возвратился на прежнее, ибо, не доехав еще до Анадырска, безвинными побоями и другими предосудительными поступками привел служивых в такое огорчение, что все почти послали на него в Якутск челобитные.

За всем, однако, тем приехал он на Камчатку счастливо в 1707 году в июле месяце и принял в команду Верхний и Нижний Камчатские остроги у прежних заказчиков, купно с собранною на тот год ясачною казною.

В августе месяце того ж года отправил он в поход на Бобровое море для усмирения изменников, которые ясачных сборщиков побили, служивого Ивана Таратина человеках в 70, которые были на службе ноября по 27 число того же года. Помянутые походчики от самого Верхнего острога до Авачи не имели никакого сопротивления, но как они близ Авачинской губы, что ныне гавань Петра и Павла, ночевать стали, то служивые камчадалов и камчадалы служивых усмотрели.

А понеже изменников было в собрании сотен с восемь, то уговорились они, чтоб служивых не бить, но по рукам разбирать и вязать, чего ради и каждый изменник по ремню при себе имел; такая была у них надежда на великое свое множество.

Следующего дня Таратин пошел к Авачинской губе, где изменничьи лодки и байдары стояли. Изменники, между тем, скрывшись в лесу по обе стороны дороги, ожидали его прибытия и, пропустив несколько передних, на самую средину напали, и бились со служивыми так долго, пока большая их часть легла на месте, а прочие принуждены были спасаться бегством. Служивых притом убито 6 человек да несколько ранено.

Камчадалов взято в полон токмо три человека из лучших людей, из-за которых собрано с оставших изменников ясака не более как 10 соболей, 4 лисицы красных да 19 бобров морских. Однако тем оная страна совершенно не покорена, ибо до самого главного камчатского бунта, который учинился в 1731 году, тамошние жители почти всегда в измене были.

Оттуда походники возвратились в Верхний острог с ясачною казною и с помянутыми аманатами ноября 27 дня 1707 года, как выше показано. До сего времени правление в камчатских острогах несколько было порядочно, для того что подчиненные командиров своих так, как надлежало, почитали и повиновались им без всякого сопротивления, а потом начали у них отнимать команды, отбирать пожитки, сажать в тюрьмы и убивать до смерти, как в следующей главе пространнее будет объявлено.

• 40.

Атласов (по некоторым документам, Отласов), Владимир Васильевич (год рождения неизвестен ок. 1661/64 – 1711) – русский землепроходец, сибирский казак. В 1672 Атласов был взят для «прииска новых земель» и сбора ясака на «цареву службу» в Якутске. В 1695 был послан «прикащиком» в Анадырск. В 1697-99 совершил походы по Камчатке. Атласов «объясачил» (обложил данью) местные народы и оформил присоединение Камчатки к Московским землям.

Оставленные Атласовым описания («скаски») по ценности имеющихся в них географических и этнографических материалов намного превосходят отчеты других землепроходцев. В «скасках» Атласова помещены первые обширные и достоверные сведения о природе Камчатки и населяющих ее народностях и племенах, приведены материалы о Чукотке, Аляске и первые сведения о Курильских о-вах и Японии. Был убит в 1711 г. во время бунта служилых людей на Камчатке.

Именем Атласова названы: бух. Атласова (Курильские о-ва), влк. Атдасова (Курильские о-ва).

Владимир Атласов занимает видное место среди русских землепроходцев. В 1606 г. во главе отряда казаков он совершил поход на Камчатку и этим в основном завершил открытие русскими Сибири, впервые сообщив вполне достоверные сведения о природе и населении полуострова.

Как и большинство отважных русских землепроходцев, Атласовы были выходцами из северных районов Европейской России. Не от хорошей жизни семья Владимира Атласова покинула Усолье Камское и переселилась на жительство в Сибирь. Негостеприимно встретил их суровый край. Нужда и тут гнала Атласовых все дальше вглубь Сибири. Молодые годы Атласова прошли в скитаниях по городам и острогам, расположенным по берегам великой Лены. До поступления «на государеву службу» в якутский гарнизон он промышлял соболя в окрестностях.

На новом поприще молодой казак отличался выносливостью, храбростью, находчивостью и смекалкой. Эти качества, да к тому же и недюжинные организаторские способности заметно выделяли Атласова из среды казаков. Не раз посылали его в Москву сопровождать драгоценную «государеву соболиную казну». Для этой поездки, в условиях почти полного бездорожья, через горные перевалы и по порожистым притокам Енисея и Оби, отбирались лишь самые крепкие и выносливые казаки.

Участвовал В. Т. Атласов и в походах к востоку от Якутска, на побережье Охотского моря, служил на реке Мае и вдоль южных границ Якутского воеводства, в Даурии, где собирал ясак с народов, населявших этот обширный край.

Якутский воевода заметил Атласова и, присвоив ему звание пятидесятника, в 1695 г. назначил приказчиком в один из самых отдаленных острогов – в «захребетный край» на реке Анадырь. Воевода дал новому начальнику Анадырского края обычный в таких, случаях наказ: «изыскивать новые землицы».

Во главе отряда, состоявшего из 13 казаков, в конце лета 1695 г. Атласов выступил в тяжелый и опасный поход на крайний северо-восток, в Анадырск. К месту назначения отряд прибыл только спустя восемь месяцев, 29 апреля 1696 г.

Из рассказов бывалых казаков Атласов узнал, что где-то на юге лежит обширная земля. Тогда он собрал среди местного населения нымылднов (коряков) и юкагиров сведения об этой большой и богатой пушниной стране, первые слухи о которой принес в Якутск еще . Для проверки противоречивых сведений, сообщенных побывавшими на Камчатке казаками, посылался отряд казаков под начальством , который, достигнув Камчатки и побывав в ее северной части, собрал ясак с местного населения и вскоре возвратился в Анадырь. Морозко оставил на Камчатке небольшой отряд казаков и тем самым положил начало постоянным русским поселениям в этом краю.

Окрыленный успехами разведывательного похода Морозко, Атласов собрал отряд в 60 казаков, да еще взял столько же юкагиров, и 14 декабря 1696 г. выступил в поход, имея целью пройти и окончательно присоединить к Русскому государству камчатские земли. В то время отряд в 120 человек для слабонаселенного крайнего северо-востока страны был крупной военной силой. Уводя с собой большую часть казаков, Атласов ставил Анадырский острог под угрозу нападения юкагир и чукчей. И только успех камчатского похода Атласова предотвратил восстание ясачного населения.

Перевалив через Налгимский хребет, отряд вышел на реку Пенжину и вскоре достиг ее устья. Здесь встречались крупные нымыланские селения, а несколько дальше жили олюторы, которые еще никогда не видели русских. Далее отряд Атласова пошел вдоль берега Пенжинского залива по дороге, проложенной уже Морозко. Вначале казаки двигались вдоль западного побережья полуострова, затем часть их перебралась на восточное и вышла на реку Камчатку.

Дойдя до реки Голыгиной, Атласов внимательно осмотрел морской горизонт к югу от Камчатки и заметил, что «за перелевами как будто острова есть». Он видел, по всей вероятности, остров Алаид, один из вулканов Курильских островов.

С трудом преодолевая многочисленные реки, болота и лесистые горы, отряд Атласова прошел затем на реку Камчатку. Здесь, в долине реки, были селения, жители которых находились на чрезвычайно низком культурном уровне. Атласов о них рассказывал: «А юрты у них зимние – земляные, а летние на столбах, вышиною от земли сажени по три, намощено досками и покрыто еловым корьем, а ходят в те юрты по лестницам».

На реке Камчатке Атласов заложил острог, назвав его Верхне-Камчатским. Здесь он оставил 15 служилых людей, которые, прожив в остроге около трех лет и не получая из Анадырска никакой помощи, отправились на север, но по дороге все погибли в бою с нымыланами.

Вернувшись в Анадырь, Атласов вскоре отправился в Якутск, куда прибыл летом 1700 г., доложив воеводе, о приведении новой земли Камчатки «под высокую государеву руку». Воевода направил Атласова, вместе с привезенными им дорогими камчатскими и чукотскими мехами, в Москву. Здесь, в Сибирском приказе, значение камчатского похода было оценено: Атласова пожаловали званием казачьего сотника и щедро наградили.

В Сибирском приказе записали красочные и достоверные рассказы Атласова о природе и богатствах новых земель. Так как Атласов был очень наблюдательным человеком, эти его «скаски» имеют не только исторический интерес, но и являются яркими, не лишенными художественности географическими описаниями: «а от устья идти вверх по Камчатке реке неделю есть гора – подобна хлебному скирду, велика гораздо и высока, а другая близ ее ж – подобна сенному стогу и высока гораздо: из нее днем идет дым, а ночью искры и зарево. А сказывают камчадалы: буде человек взойдет до половины той горы, и там слышит великий шум и гром, что человеку терпеть невозможно: ...А зима в Камчатской земле тепла против московского, а снеги бывают небольшие, а в Курильских иноземцах снег бывает меньше... А солнце на Камчатке бывает в день долго, против Якуцкого блиско вдвое...

А в Камчатской и в Курильской земле ягоды – брусница, черемха, жимолость – величиною меньши изюму и сладка против изюму... Да ягоды ж растут на траве от земли в четверть, а величиною та ягода немного меньше курячья яйца, видом созрелая зелена, а вкусом что малина, а семена в ней маленькие что в малине... А на деревьях никакова овоща не видал...

А деревья ростут кедры малые, величиною против мозжевельнику, а орехи на них есть. А березнику, лиственничнику, ельнику на Камчатской стороне много, а на Пенжинской стороне по рекам березняк да осинник...

Коряки пустобородые, лицом русоковаты, ростом средние,.. а веры никакой нет, а есть у них их же братья шеманы – вышеманят, о чем им надобно, бьют в бубен и кричат...

А в Камчадальской и Курильской земле хлеб пахать мочно, потому что места теплые и земли черные и мягкие, только скота нет, и пахать не на чем, а иноземцы ничего сеять не знают.

А руды серебряные и иные какие есть ли, того не ведает, и руд никаких не знает...»

Снова Атласов появился на Камчатке только в 1707 г., когда она была уже прочно закреплена за Россией. Его назначили камчатским приказчиком.

Долгое время Атласов считался «первооткрывателем Камчатки». Позднее было установлено, что коч в его плавании вокруг северо-восточной оконечности Азии, был в 1648 г. у восточного берега Камчатки и что Попов зимовал здесь. Кроме того, установлено, что позднее Попова, но до Атласова на Камчатке побывали анадырские казаки, в том числе и упомянутый Лука Морозко.

Это не умаляет заслуг Атласова, который открыл Камчатку в полной мере, закрепив ее за Россией и сообщив о своем открытии в Москву. Кстати, Атласов был первым, сообщившим о существовании северных Курильских островов.

Заслуги Атласова заключаются не только в присоединении новых камчатских земель к России, но также и в том, что он был первым исследователем природы этого своеобразного и богатого края. По словам , «ни один из сибирских землепроходцев XVII и начала XVIII века, не исключая и самого Беринга, не дает таких содержательных отчетов, какими являются «скаски» Владимира Атласова».

Список литературы

1. Биографический словарь деятелей естествознания и техники. Т. 1. - Москва: Гос. научное изд-во "Большая советская энциклопедия",1958. - 548 с.

Соловьев А. И. Владимир Тимофеевич Атласов / А. И. Соловьев, Г. В. Карпов // Отечественные физико-географы и путешественники. – Москва: Государственное учебно-педагогическое изд-во мин-ва просвещения РСФСР, 1959. – С. 39-42.